До садика минут семь. За бортом минус двадцать девять. Ветерок. Щёки щиплет. После выходных ноги как ватные. Быстрей бы лето! В трёх шагах от подъезда рвотные массы. Кто-то отдохнул на славу. Представляю, как сейчас плохо бедолаге. Темно, туманно. Ребёнок в настроении (Какое счастье, когда дети здоровы и в настроении!), щебечет сквозь шарфик на все темы сразу, демонстрируя недюжинную начитанность. Луна – это камень как дом, даже больше. Машина пьёт бензин. Собачку зовут далматинец. В этой дырочке жил кот. Летом снова поедем на электричке жарить на костре курочку. Туман – это такая туча. После зимы будет осень. Мы мужчин благодарим, им призы вручить хотим. Это к празднику. До всего есть дело! Смотрим налево, направо, переходим дорогу по зебре. Хоть бы насмех кто разик остановился, пропустил пешеходов! Заходим в садик. Тепло. Пахнет рыбой. Переодеваемся в спортивное. Умора: карапузы в чёрных шортах, белых футболках и чешках. Спортсмены пузатые! Посмотреть бы на них лет через сорок. Сильно жизнь по мордашкам надаёт? Конечно, сильно. А кто и не доживёт. Зато пока никаких проблем. Хотя нет: Алина плачет, забыла бантик у мамы в сумочке. Кое-как запихиваю кучу одежды в шкафчик с зеброй. Прощаемся. Обязательно целует меня в щёку, это ритуал. Машу рукой, клянусь вечером забрать – и на работу.
7.37. Минута до вечно зассаной остановки. Там десятка два бесполых силуэтов в пару из теплокамеры и сигаретном дыму в ожидании общественного транспорта. Семьдесят первый ходит часто, даже нос не успевает толком замерзнуть. В салоне играет… нет, мерзко капает на мозги «Радио Шансон». Раньше вообще одного Шуфутинского крутили, сейчас поприличнее, даже Шевчук с Высоцким проскакивают, но всё равно ненавижу! Кондуктора разные. Бывают мужики. Им тоже в понедельник тяжело. Косо рвут билетики, просят, чтоб без сдачи, роняют гривенники и грустно смотрят вслед. Чаще женщины. Стервы. Или готовятся в стервы. Или не готовятся, но всё равно станут. Или не работать им кондукторами. Пообщайся хотя бы месяц нос к носу с нашим населением, да ещё под «Девчонок-вороваек»! Атрофируется всё, кроме языка. Вроде и баба с виду симпатичная, а рот откроет – пьяный кучер. Пассажиры. О! От втихомолку пукающих до надсадно кашляющих, от говорящих по мобиле до спящих на заднем сиденье. Герои-студенты обсуждают сессию и вчерашнюю пьянку, студентки перевозбуждено хихикают, две ещё не старые, но уже морально готовые к старости тётки недовольны правительством и ценой на корвалол. Хоть бы никто не начал права качать! Нет ничего глупее скандала в автобусе. Кажется, сегодня пронесло. Утром в понедельник не до разборок типа «не толкайся сама дура на такси езди только проснулся рюкзак сыми я сейчас кому-то порычу». Отдаю восемь рублей, получаю билетик. 112674. Несчастливый. Ну, ещё бы! Окна замёрзли, но моя остановка седьмая. Или вторая после резкого поворота налево, так что ориентируюсь по вестибулярному аппарату. Правда, сейчас он работает хуже, чем работал в пятницу. Всё, пьянству бой! Честно! Вроде повернули. Пора толкаться. Протолкался. Из грязной бумажки над дверями выясняется, что обслуживает меня автоколонна 1967, а за рулём Алимурадов Х. Х. Короче, таджик на корейском автобусе везёт одетых в китайское россиян. Вышел. Скользко, мама с ребёнком на руках чуть не уехала под автобус. Сзади истерично пипикает пятьдесят первый. Дурака за рулём всегда издалека слышно. Он думает, что от того, что он пипикнул, пятый троллейбус поедет быстрее. Ларёк с сигаретами, телефонными карточками и презервативами. Первое расходится всё лучше, второе тоже не залёживается, последнее – всё хуже. Ещё бы! По червонцу за штуку!