Если мы вспомним, что за неверие в богов в Древней Греции выносились суровые приговоры, что подобное свободомыслие вменялось в тяжкую вину самому Сократу, то вольности в этом отношении Гомера, жившего на три-четыре столетия раньше названных великих философов, можно объяснить только его индивидуальными чертами, что, однако, не решает вопроса в целом. Тогда нужно еще допустить, что Гомер не посчитался с отношением к олимпийским богам многих других аэдов, сказаниями которых он, несомненно, пользовался и которые в большинстве своем были, так сказать, полноценными язычниками. Наш крупнейший гомеровед С. И. Радциг высказал по этому поводу предположение, что, выступая, подобно слепому певцу Демодоку в «Одиссее», при царских дворах, Гомер отдавал должное вольнодумству, вообще свойственному правящей аристократии, что и оставило след в его поэмах и не одобрялось Платоном. С такой трактовкой тоже трудно согласиться. Автору кажется возможным допустить, что еще довольно примитивное, наивное, образное мышление древних греков могло одновременно вместить и основанное на страхе преклонение перед богами, и вполне очеловеченные, лишь в увеличенном масштабе представленные чувства, слабости и отношения как богов между собой, так и богов и людей. То, что кажется нам фамильярностью, неуважением, было в сознании древних лишь безыскусственностью и прямолинейностью, не содержащими в себе ничего плохого. Недаром в беседах между собой гомеровские боги вполне беззлобно сетуют на людей, считающих, что именно они, боги, виновны в человеческих бедах.
За высшее благо, кроме прижизненной славы, власти и богатства, древние греки почитали безболезненную смерть, ниспосылаемую «тихими стрелами» Аполлона и Артемиды. Вот как описывает в «Одиссее» свинопас Эвмей свою счастливую родину, откуда он в детстве был похищен финикийцами и продан в рабство. Остров Сира
Тучен, приволен стадам, виноградом богат и пшеницей,
Там никогда не бывает губящего голода; люди
Там никакой не страшатся заразы; напротив, когда там
Хилая старость объемлет одно поколенье живущих,
Лук свои серебряный взяв, Аполлон с Артемидой нисходят
Тайно, чтоб тихой стрелой безболезненно смерть посылать им.
Одиссея, XV, 406
В этом отрывке просто и лаконично сформулирован как общий идеал «золотого» века древних эллинов, так и идеал личный, когда жизнь каждого смертного завершается с помощью милосердных богов. Фатализм, пессимизм, вечный страх перед гневом богов уживались в этом маленьком поразительно талантливом народе с великим жизнелюбием, с огромной предприимчивостью и способностью к безграничным творческим свершениям. Эти противоречия, их обостренная диалектика и создали, наверное, эллинскую культуру, которой мы не перестаем удивляться.