— Вы из профсоюза? Я думал, вы из начальства.
Ван дер Хаан рассмеялся, потом отвлёкся на оплату пива – отрезал талончики из подшивки.
— С каких пор босс знает, как разглядеть хорошего молотобойца? Всю жизнь в профсоюзе. Работаю на верфи Симонстауна.
— А в каком? Котельщики?
— У нас в республике на верфях только один профсоюз. Судостроители. Кроме кафров, конечно, — ван дер Хаан перехватил озадаченный взгляд. — Ну, черномазые. Они так, принеси-подай, им никакой профсоюз не нужен. А все остальные – судостроители. Понимаете, это останавливает боссов, которые играют на противоречиях между одним объединением и другим.
— Ваша жена, наверное, скучает по вам, мистер ван дер Хаан? — робко спросила Мэйси. Словно не была уверена, что может встревать в мужской разговор.
— Зовите меня Пит. Ей вообще не нравится, что я сюда поехал. Из Европы до нас доходят плохие новости. Что из-за бомбардировки у всех болезни и всё такое. Скажу вам так – с самого приезда я чувствую себя не очень хорошо. Но нам должны заплатить большую премию за работу здесь, и оно того стоит. Жду не дождусь возвращения. Одному господу ведомо, как я соскучился за домом.
Они разговаривали, слушая рассказы о работе и жизни в Южно-Африканской республике. Джон согласился на ещё по кружечке. В конце концов они разошлись – ван дер Хаан обратно в гостиницу, МакМаллены домой. По пути Мэйси молча улыбалась. Она заметила кое-что, пропущенное её мужем. Их приветливый южноафриканский друг носил пистолет под плащом.
"Балтийский коридор", Рига, штаб Второго Карельского фронта
Длинные ряды танков и орудий стали ещё шире, ещё плотнее. Стволы орудий щетинились в небеса как гигантский стальной дикобраз, угрожающий заоблачным богам. Шеренга за шеренгой. Фельдмаршал Роммель едва отделял одну от другой. Профессиональный взгляд военного зацепился за что-то и выдернул его в реальность. Батарея ракет дальнего действия. Немного похожи на немецкие A-4, только форма другая. Но всю остальную часть поездки он снова провёл в собственных мыслях, обдумывая узнанное. Или, скорее, что он ещё только должен узнать.
Всё казалось предельно простым. Выбрать несколько подразделений, репутация которых не запятнана военными преступлениями. Их солдаты служили честно и могут найти убежище по своему желанию. Он выбрал вероятных кандидатов и собрал документацию частей. То, что он там обнаружил, испугало его. Он проверил других – то же самое. Безупречных не было. Не нашлось ни одного подразделения, солдаты которых ни во что не вляпались и только выполняли приказы. Как и большинство офицеров Вермахта, Эрвин Роммель убедил себя, что все мерзости, злодеяния и ужасы относятся к работе СС и других, ещё более зловещих частей. За последние двое суток это утешительное заблуждение развеялось. Впервые он увидел истину войны на Восточном фронте. Он не мог сказать русским, канадцам или американцам, что они сами ничуть не лучше. Не лучше, но оправданием это послужить не могло. Это груз их совести, и им его нести. Роммель, пока ехал, чувствовал, как вся грязь из досье облепляет его. Казалось, ему никогда от неё не отмыться.