— Если ты, — свистящим и грозным шёпотом медленно произнёс сержант, — гад такой, не успокоишься и не свалишь от меня подальше, то я лично разукрашу тебе твою наглую, тупую и давно надоевшую мне морду. И хватит дёргать цепи, придурок, они стальные! И не крутись рядом с арестантами, это запрещено инструкцией. Понял?!
Эшбер кивнул особенно убедительно и вытянул руки по швам. Сержант толкнул его кулаком в грудь и прошипел:
— Исчезни!
Потом снова сел в кресло. И мысленно попытался вернуться в тот полдень, что…
Да какой там! Этот выскочка и карьерист, этот суматошный Эшбер совершенно вывел его из себя.
Никаких праздников… Да, говорили, что случилась беда. Что-то с речкой. Она изменила цвет.
Воздух, кажется, стал другой. Появился запах…
Исчезли господа курортники. И их прекрасные дамы. Городские, недосягаемые, конечно же, для местного парня, но такие притягательные столичной своей, какой-то особенной красотой дамы.
И праздников больше не было.
Потом закрылся мотель.
И куда ему — в городке, с профессией охранника. Тогда и передали по одному из новостных каналов, что жандармерии требуются крепкие и выносливые парни с железными нервами, преданным Республике сердцем и горячим желанием защищать свободу и благополучие Готтарда.
А что, пошёл, конечно… Что оставалось делать?
Кто ж знал, что для таких как он вакансий в метрополии нет. И звали его вовсе не для службы в метрополии.
А вот для этой… конвойной каторги на планетах Тёмного пояса.
Нет, не убивал он никого. Ни к чему это…
Боги, как же спать хочется! Эти вон, арестованные, дрыхнут и в ус не дуют. И правильно. Для них уже всё плохое позади.
В лагере никто их мучить не будет. Наверное…
Может, совсем чуть-чуть. Если охранники попадутся вроде Эшбера.
А так: допрос и ликвидация.
А что ещё с ними делать? Они всё равно уже не жильцы. Доходяги.
Хотя вот тот… Доктор он, вроде? Мужин на вид крепкий, жилистый. И бабу ту нёс как пушинку. Без одышки.
Да всё равно… И ему ни к чему жить. Его планета — теперь часть Республики. А он?
А он — прошлое. Отжившее, ненужное прошлое. Пора и ему успокоиться. Так для него же будет лучше.
«Да уж лучше бы мне всего этого не видеть», — подумал сержант.
И тут же устыдился собственного малодушия.
«Говорят же, что так надо. А если бы ты к этим… повстанцам попал? Тогда что? Едва ли тебя пожалели бы. Так что… так и должно быть. Только так!»
Нурис едва не ослеп от вспышек: солдаты забрасывали повстанцев световыми гранатами, не давая вести прицелбный огонь.
Он давно уже не слышал крика детей. Непрестанный, нарастающий грохот выстрелов и разрывов давно уже оглушил его, как и всех других обороняющихся у входа в шахту повстанцев.