Ладно, не обижайся. Забыла, наверное, со мной часто. Давай, чаем тебя напою. Это что? Визитка. Очки надо, а куда я их… Ладно, верю и так. Раньше, помнится, пионеры, давно это было, ещё при этом, с пятном на лбу. При Горбачёве в последний раз, да, а теперь никаких пионеров, одни буржуины. Так вот, придут эти пионеры, принесут торт, сами же и слопают. Да мне не жалко, ладно. Откуда у вас, спрашивают, Светлана Андреевна, медали «За оборону Ленинграда» и «За боевые заслуги»? На каких, спрашивают, фронтах сражались? Сколько фашистов лично пристрелили? Как им сказать, что ни одного? Поначалу сильно переживала, очень хотелось, чтобы своими руками. Рапорта писала. А начальник не отпустил, сказал: кто, если не мы, Светик? Он меня Светиком звал, хороший человек, и без глупостей. Я-то, может, и не против глупостей, хотя вру, куда там, не до любви – выжить бы. Так вот, говорит, Светик, мы тут как хароны ленинградского разлива, перевозим на тот берег, чтобы по-человечески. Знаешь, кто такой Харон? Он как кондуктор у древних греков, по одному и в лодке. А мы эшелонами, по-стахановски, куда там древним грекам. Может, и к лучшему, что ни одного фрица не пристрелила, как думаешь? Я, конечно, не верю во всю эту религиозную чушь, дело не в аду, я, может, этот ад уже прошла, мне теперь любая геенна огненная за санаторий будет. Знаешь, сколько я этих трупов видела? Я ведь в городском санитарном управлении всю блокаду, на Пискарёвке. У нас мужики не выдерживали, спивались или в дурку, а мне шестнадцать лет – и ничего. Ну, то есть, конечно, чего. Сначала тяжко, а потом привыкла. Словно кино смотрю, будто всё на экране, а я в зале, сама по себе. Помогало. После войны догнало уже… Я ведь хохотушка была, плясунья, все мальчишки за мной увивались, да где они, наши мальчишки? Все там, все. Двадцать пятый год рождения. Из нашего класса ни один не вернулся, ни один из четырнадцати пацанов, такие дела.
Помню, пришёл капитан, фронтовик, орденоносец, с полным мешком, а там всякое: и тушёнка, и пшённый концентрат, даже шоколад. Хлеб. Капитана отпустили на сутки, к семье, а квартира выгорела, обстрел, убило его девочек. Он к нам: мол, не видели? Где похоронены? А кто же ему найдёт, когда этих девочек машинами каждый день возят? Капитан чёрный весь, глаза пустые: покажите, где закопали, помянуть должен. Начальник мой, молодец, сообразил: видит, разорвёт сейчас человека, отвёл к свежему рву, ткнул наугад в табличку с номером – тут, мол. Капитана как отпустило, посветлел. Посидел, помянул. Потом мешок нам занёс в сторожку, мы, конечно, отказывались, а он: возьмите, мне всё равно теперь некому отдать. Я маму и брата той тушёнкой месяц кормила, потому и выжили, так что хорошее тоже было.