Стайка юнцов в драных шортах и лёгких майках лихо налетела, шурша колёсами скейтов. Ловко объехала шагающего, как автомат, мужчину. Кто-то весело крикнул:
– Не жарко вам в балахоне-то? Из какого музея добыли?
На лице мужчины не было ни капельки пота. В ответ на подколку не улыбнулся. Остановился у зеркальной витрины, попытался пронзить взглядом бликующее стекло – не смог.
Дверь распахнулась, звякнув колокольчиком, выбросила в раскалённый воздух одуряющую волну парфюма и натужное жужжание, будто пчела злилась не в силах найти леток.
На крыльцо вышла девица: волосы разноцветные, словно умывалась радугой, многочисленные колечки позвякивают в ушах, ноздрях и голом пупке. Вытащила тонкую сигарету, щёлкнула зажигалкой, скептически посмотрела на плащ, фыркнула.
– Сударыня, здесь теперь парикмахерская?
– Салон, мужчина. По-русски же написано.
– Несомненно. А булочная здесь была? Раньше? Например, лет двадцать назад?
Переносчица радуги опять фыркнула, словно молодая кобылка, брезгливо сморщила носик:
– Ну вы даёте, мужчина! Вы ещё спросите, чё тут при ихнем, как его… при Брежневе было. Если стрицца будете – так проходите, мастер свободен.
Человек не отвечал. Подошёл к стене, начал ощупывать, прикрыв глаза. Сделал шаг назад. Ещё отступил и замер на крае поребрика, вглядываясь в серую запылённую поверхность.
За спиной, в считанных сантиметрах, ползли машины, сердито сигналя замершей фигуре в нелепом плаще.
Многолетние слои штукатурки не смогли скрыть след давнего осколка: центральную щербину в ладонь и разбегающиеся от неё трещины. Один, два, три…
Восемь.
Восемь изломанных лапок.
– Паук. Вот ты где, паучок, – прохрипел человек в плаще. Качнулся, скользя подошвами, чуть не упал навзничь. Чёрный внедорожник вильнул в сторону, раздражённо заревел.
– Мужчина, вы чё, обкуренный? – фыркнула девица.
Поморщился. Отчеканил:
– Сударыня, извольте изъясняться вежливо. И не «ихнем», а «их».
Переносчица радуги выронила из оранжевых губ тонкую, как зубочистка, сигарету, дрогнула гирлянда канцелярских скрепок в ноздре:
– Чё?
– Не «чё», а «что». Папиросу подберите.
Девушка набрала воздуха, чтобы осадить седого, поглядела в нездешние глаза, осеклась, закивала:
– Да, конечно. А то чё… что же. Сударь.
Нагнулась за окурком, звякая железками.
– Благодарю вас, – сказал человек в плаще и церемонно поклонился.
Свернул в проулок, меря длинными ногами потрескавшийся асфальт, считая про себя шаги.
Дошёл. Остановился, задрав голову. Шевеля губами, подсчитал этажи.
Дом было не узнать. Фасад сиял зеленоватыми стёклами, свежей бирюзовой краской. Вернулась на фронтон лепнина, когда-то осыпавшаяся, словно перхоть с головы старика.