– Ты с ума сошёл, нельзя же так! Поймают, оштрафуют и пришлют в техникум грозное письмо, – сказала я, задыхаясь от еле сдерживаемого хохота.
– А ещё в местком, комитет комсомола и мне в редакцию, – подхватил Жорж. – Тебя выгонят из Художки за поведение, несовместимое с высоким званием будущего художника и педагога, а меня – вообще отовсюду. Давай сюда!
Он потащил меня в подворотню. Потом мы перелезали через какие-то заборчики и бежали сквозь каменные кишки дворов Петроградки, распугивая кошек. Милицейских свистков давно не было слышно, но мы уже не могли остановиться.
Ветку я не выронила. Когда остановились отдышаться под низкой аркой, он спросил:
– Танюшка, оно хоть того стоило? Я не зря рисковал и нарушал общественный порядок?
Его глаза блестели, разгорячённое от бега тело было так близко. И пахло потом – терпко, завораживающе.
Я спрятала лицо в мелких благоухающих цветках. Прошептала:
– Прекрасная сирень, Жорж. Но всё-таки не надо было…
– Не надо было что?
– Рисковать. И нарушать.
Он стоял очень близко. Никогда раньше так близко он не стоял. От него шёл жар, как от бабушкиной печки, и жар проникал в меня, плавил; почему-то хотелось плакать, но плакать сладко и светло.
Георгий молча обнял меня, прижал. Я вся спряталась между его рук, но он всё-таки отыскал губы, и это было так…
Страшно, удивительно и прекрасно одновременно – как прыгать с парашютной вышки в парке Двадцатилетия Октября.
Я откинулась, опёршись лопатками о шершавую стену, – она внезапно оказалась обжигающе ледяной. Ужасно, невозможно холодной. Я вздрогнула и…
* * *
…шершавая, холодная гранитная стена. Я вздрогнула и отодвинулась. Сумрачная проходная арка исчезла; вода ласкала влажный камень, и ветер с Невы был неуютным. Необъятный пиджак с серебряным пером, наградой от союза писателей, накинут на мои плечи, но самого Георгия Цветова нигде не было.
Вокруг туман, плотный и сырой, как падшее с небес облако. Я пыталась найти ступени, чтобы подняться на набережную, но вокруг был только гранит – серый, шершавый, словно драконья шкура. Туман странно искажал звуки, доносил незнакомые голоса, обрывки непонятных фраз:
…и негоциантов иноземных, и иных званий людишек…
…банановоз из Хельсинки. Без базара, братан: перетрём – разрулим…
…именовать впредь город Санкт-Петербург – Петроградом…
…принять студентку художественно-педагогического техникума Татьяну Дубровскую в члены ВЛКСМ. Очень почётно вступить в наши ряды в год двадцатилетия ленинского союза молодёжи. Теперь ты комсомолка, Танюшка! Вручаю тебе этот значок: носи его у сердца и не снимай никогда!