Прошел еще год, и непогожим октябрьским днем з/к Быстролетова затребовали из санчасти в штаб. Огорошили новостью: на Мариинскую пересылку за ним прибыл спецконвой из Москвы. В Суслово он уже не вернется. Но с Сибирью – не распрощается.
* * *
«Первые десять лет заключения кончились, и я пока не умер ни от голода, ни от холода, ни от побоев, ни от утомления», – думал он по дороге в столицу под надзором офицера и двух солдат.
Что ждет его в конце пути? Неужели Анечка, обещавшая «Я вытащу тебя отсюда», смогла до кого-то достучаться?
Быстролетов даже удивился про себя, когда услышал, зачем понадобился, – такой допрос можно было провести и в Суслово или Мариинске. На Лубянке хотели знать, что́ Быстролетов помнит о Нормане Бородине – сотруднике берлинской и парижской резидентур в 1932–1934 годах.
Быстролетов не любил Бородина – считал его избалованным барчуком, примазавшимся к разведке благодаря положению отца, и потому рассказал, что думал, в том числе подтвердил свои показания, когда-то данные на следствии. Дмитрий Александрович не знал, что барчук, повзрослев и набравшись опыта, неплохо проявил себя на нелегальной и руководящей работе. Он вообще не представлял, что́ такое Министерство государственной безопасности, куда его доставили, какая здесь царит атмосфера и кто принимает решения, что́ теперь происходит в разведке и остался ли хоть кто-то из тех, с кем он ранее был связан и кто мог бы замолвить слово за него.
А в МГБ в это время собирали компромат на обоих Бородиных. Старший пока оставался главным редактором Совинформбюро, младшего еще в 1947 году, когда политическая и военная разведка перешла в ведение Комитета информации при Совете министров СССР, уволили из органов.[373] Хранилась ли выписка из показаний Быстролетова в какой-то отдельной папке или же их обнаружили, когда, пролистывая его следственное дело, готовили ответ на запрос военной прокуратуры, – неизвестно. Но эти выжатые в 1939-м откровения вытянули интерес к персоне осужденного. После войны разведывательная сеть в Европе выстраивалась на новых началах, в ином масштабе, с новыми задачами. Способных, а тем более опытных людей для нелегальной работы недоставало. И хотя тайный фронт уже не был делом госбезопасности, на Лубянке всё же решили посмотреть, что это за птица – бывший агент Ганс.
Через несколько дней после допроса Быстролетова сводили в тюремную баню, побрили, одели в чистую одежду гражданского покроя и доставили в начальственный кабинет. За большим письменным столом сидел рыжеватый генерал-майор – начальник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР Леонов, рядом стоял его заместитель – полковник Лихачев.