Я взял со стола лист с показаниями старшего лейтенанта.
– Тымово – рота без одного взвода. Это примерно сто – сто десять человек. А скорее всего, даже меньше, лейтенант говорил, что они разослали людей по деревням. Н-да… А почему бы и нет? Сначала обрубим связь с Дербинским и Рыковским, а потом… Но есть еще один вопрос – людей здесь бросать нельзя. Японцы вернутся и вырежут.
– И что с ними делать? – Собакин досадливо поморщился.
– А что, если взять с собой на север? Лодок много, пока мы будем работать в Тымове, они проскочат по реке. Опять же, в таком случае мы сможем рассчитывать на местных ополченцев. А так они своих ни за что не бросят. А это минус шестнадцать стволов…
Обсуждение долго не продлилось. По итогу решили – операции быть.
А Собакин на предложение старого сводника все-таки согласился. Ну что же, как говорит Фомич, «дело молодое, так-растак».
Перед тем как я заснул, ко мне снова наведалась делегация местных жителей. Опять слезно просили отдать им японцев, падали на колени и всячески умоляли. Я плюнул и согласился, даже не спросив, что они с ними будут делать. Да плевать, пусть хоть спалят. Опять же, это я обещал косоглазым их не убивать, а деревенские уж никак не штабс-ротмистр Любич. Н-да… что-то последнее время во мне стало частенько проявляться какое-то средневековое иезуитство. Хотя… хотя к вывихам своего подсознания я уже стал привыкать.
А уже утром меня попросили пройти на околицу деревни. Законно подозревая, что приглашают на казнь, я прихватил с собой еще старшего лейтенанта Ясухиро Кабо. В назидательных целях и для пущего устрашения. Пусть обгадится, самурай чертов.
На самом краю поля стоял добротный сарай, срубленный из бревен и крытый дранкой. Японских солдат загнали туда, после чего мужики стали подпирать брусьями дверь. Остальные жители деревни стояли полукругом неподалеку от сарая. Одетые в черное, мрачные и спокойные люди молчали.
– Что они собираются делать с моими солдатами? – забеспокоился лейтенант. – И почему они в черном?
– Сегодня будут похороны тех жителей, которых убили вы лично и по вашему приказу, – вежливо объяснил я японцу. – Черный цвет у нас – знак траура. Зачем запирают солдат, я пока не знаю, но подозреваю, что будет тризна, это значит поминки. В древних русских традициях ее справляют кровью врагов. В том числе – еще до похорон, чтобы родичи ушли отмщенными.
– Это какое-то варварство… – ошарашенно буркнул японец. – Насколько я знаю, вы обещали не убивать солдат перед тем, как они сдались.
– Я и не буду убивать… – спокойно ответил я. – Это сделают жители деревни. А вам, лейтенант, я предлагаю пойти к своим солдатам, чтобы умереть вместе с ними, как подобает настоящему офицеру. Так вы сможете смыть позор, которым с головы до ног успели покрыть себя.