— Ты кто?
Голос у неё со сна — смесь фальцета и хрипа. Палец — на спусковом крючке.
— Меня зовут Яннер, — неторопливо говорит человек. — Уберите ружьё, я не представляю для вас угрозы. Вообще — не шумите. В лесу не стоит шуметь. Здесь каждый звук что-то значит. Рёв — это хищник заявляет права на свою территорию. Писк или визг — сигнал об опасности. Гомон вспугнутых птиц — кто-то идёт. Обзор в лесу ограничен, надо полагаться на слух. Знаете, как я вас нашёл? Услышал вчера пальбу.
В речи его звучит странная рассудительность. Словно школьник отвечает у доски выученный урок. И, проморгавшись, Дим видит, что это и в самом деле подросток, лет четырнадцати-шестнадцати, в потрёпанном, но ещё крепком комбинезоне.
Леда одним плавным движением усаживается, по-прежнему держа ружье наготове.
— Откуда ты?
Яннер пожимает плечами:
— Давайте сперва поедим. Мне тут удалось зайца добыть, удачный выстрел из лука. Тоже правило для тех, кто обитает в лесу: если существует возможность поесть, ей надо пользоваться…
Устоять перед приглашением невозможно. Прошли те дни, когда один вид кроваво освежеванной тушки вызывал у них отвращение. Сейчас дымный запах жаркого сводит с ума. Через минуту заяц разодран на части, воздух заполняется звуками поспешного жевания и причмокиваний. Жестковатые, но восхитительные на вкус куски они запивают отваром, Яннер приготовил его из зонтиков подсохших цветов. После осточертевшей пищевой пасты у них настоящее пиршество.
А пока они торопливо насыщаются, сглатывают, облизывают жирные пальцы, Яннер рассказывает, что он вырос в полисе, который собственного имени не имел — просто Город, так его называли. Судя по деталям, это был маскулинный полис, «голубая культура», базирующаяся на чистых генетических линиях, Эразм, помнится, рассказывал о чём-то таком. Судьба полиса оказалась трагичной: пришла «слюдяная чума», школа-питомник, где Яннер учился, вымерла практически вся, ну вот — он ушёл…
При слове «чума» все замирают. Семекка аж вздрагивает, что-то роняет, а Петер с испугом смотрит на кость, которую до белизны обглодал. Яннер, однако, так же рассудительно говорит, что бояться нечего: было это больше года назад, и он ведь не заболел.
— Сам ты можешь и не болеть, но при этом быть носителем вируса, — замечает Леда.
— Целый год? Это вряд ли… Но как хотите, — Яннер демонстративно отодвигается — пересаживается на валун в метре от постепенно затухающего костра. — Кстати, там, за речкой, я нашёл… двоих… они не из вашей группы?
— Барат и Сефа, — говорит Леда. — И… что?
— И то, — Яннер обтирает руки травой, разглядывает свои позеленевшие пальцы. — Вы — молодцы: убили главного, вожака, калебы, утратив координацию, отступили. А вот этим двоим, напротив, не повезло: калебы уже избрали нового доминанта… Но ваш след они потеряли, ушли — вон туда…