— Ну? Что такое? Говори уже?
— Твоим маме с папой не очень понравилось бы… — сказал он, — ну что вы с Шоном…
— Мне казалось, мы об этом уже говорили.
— Ну хватит тебе, Нэт.
— Мы просто встречаемся, ничего серьезного. И мне уже двадцать девять. У всех моих семьи, дом, думают о пенсии. И вообще я не просила твоего совета.
Она кинула на него взгляд, полный недовольства.
— В любом случае ты его толком не знаешь.
— А я-то думал, мое мнение хоть что-то значит.
Он скрестил руки.
Натали заметила его пистолет и значок под курткой.
— Ты его не знаешь.
— Достаточно, чтобы сказать, что твоему отцу…
— Папа преувеличивал, когда просил тебя присмотреть за мной. Он умирал, Дом.
Перед смертью отец заставил ее запомнить мобильный Доминика. Она прочитала его вслух, не запинаясь, потом так же, без пауз, наоборот, только тогда отец успокоился и отошел в мир иной.
— Сейчас это не имеет никакого значения. Он отдал мне приказ, и я его исполняю.
Доминик взял ее за руку.
— Натали, послушай…
— Нет!
Она вырвала руку и присела рядом с могилой отца.
— Спасибо. Правда, спасибо. Но тебе не нужно за мной приглядывать. Серьезно, не надо. Оставь меня в покое. Договорились?
От боли у нее сжались легкие, она не могла спокойно дышать. Крупные слезы текли по щекам и падали на траву. Именно слезы не давали завянуть траве у могилы. Она наклонилась и поцеловала холодный надгробный камень отца. Всегда так делала, когда приходила навестить его.
Она оглянулась и произнесла:
— Дом, знаешь, я…
Он уже ушел.
Натали вновь осталась одна, под жарким августовским солнцем.
Грейсон Сайкс знала, что в конце концов все наладится. Поспособствует сама она, Шон Диксон и ее Небесный Отец. Она знала, это всего лишь шахматы, и, несмотря на настойчивые попытки отца научить ее играть, ничего не менялось. Зато в тетрисе и компьютерных играх ей не было равных; там, где на нее отовсюду набрасывались пауки и в нее бросали бомбы, где с каждым раундом ракеты ускорялись и становились все больше, пока они не сжигали все вокруг и не взрывались, а пауки и обломки разлетались по всему экрану.
В тот день он поднялся с кресла. На нем была футболка, которую он заправил в штаны, хоть и не выходил из дома, в руке пиво.
— Да уж, — выдохнул отец.
— Ловко, — ответила Натали, улыбаясь.
Его любовь, как свежая клубника и теплые носки, такая обволакивающая и такая чистая, чистая, как речная вода. Папина дочка. Все-таки.
— Признайся, — сказала Фэй, отрывая взгляд от журнала. — Ты проиграл, дорогой.
— У тебя совсем не получается, — начала хвастаться дочка, — зато я королева.