Монтера надо пожурить и взгреть.
Но можно бы помягче, погуманней, —
Ведь человека надо пожалеть!
Еще пример! Заведующий складом
Украл товар, подделавши печать.
Ряд строгих мер принять, конечно, надо, —
Нельзя молчать! Но для чего ж кричать?
Не спорю, он — вредитель пятилетки.
Но… у него семья: жена и детки!
Пожалуй, нет ужаснее порока,
Чем воровство. И вора надо взгреть.
Но… на пять лет! Не слишком ли жестоко?
Ведь человека надо пожалеть!
Приятель мой не вор и пьет немного, —
Он просто скромный труженик пера.
И вот его упорно и жестоко
Газеты кроют нынче и вчера.
Он — старый мастер филигранной прозы
И в этой прозе — оболгал колхозы:
Ну, он ошибся… ну, покритикуйте…
Скажите, чтоб не ошибался впредь,
Но не клеймите и не атакуйте, —
Ведь человека надо пожалеть!
1939
(Разговор с редактором)
Я влюбился, товарищ редактор.
Не смотрите как мрачный Кощей, —
Ведь любовь — общепризнанный фактор
Вдохновенья и прочих вещей.
Я влюбился… Да будет вам, право,
Не ломайте страдальчески бровь.
Для сатиры — любовь не отрава,
Для сатиры — оправа любовь.
Не пугайтесь! Я знаю, — вы сами,
Может быть, не сейчас, а давно,
Вдохновенно глупели часами
И спрягали словечко одно.
Было? Правда? Ну как же иначе!
В этом все мы немножко родня,
Все любили, вздыхали… и, значит,
Вам придется послушать меня.
Вы не раз направляли поэта
И совет мне давали не раз,
И теперь я хотел бы совета
И привета хотел бы от вас.
Я не буду пространно и страстно
Рисовать вам любимой портрет.
Для меня она нынче прекрасна,
А для прочих, быть может, и нет.
Я скажу лишь, чтоб вас успокоить:
Это дочь трудового отца
И умеет работать и строить
И смеяться и петь без конца.
И вот этой, родной и глазастой,
Я стихов своих груду принес, —
Признаюсь, мне хотелось похвастать
И ее распотешить до слез.
Были там неплохие вещички
(Вы их сами пускали в журнал!).
Я, читая, курил по привычке
И за милой моей наблюдал.
Стих играл и блестел, как рапира,
Острием протыкая врагов,
И клещами кусала сатира
Бюрократов, рвачей, пошляков.
Я старался… Ах, как я старался
Передать все оттенки острот!
Но… в ответ лишь слегка улыбался
Мне знакомый и ласковый рот.
И когда я закончил устало
(Ведь любимой — не просто читать!),
— Хорошо… — мне она прошептала, —
Только… Если бы… похохотать!
Чтобы было такое смешное,
Знаешь, как иногда вот в кино…
Помнишь, как ты смеялся со мною?
Было, правда, довольно смешно… —
Я надулся, товарищ редактор,
Признаюсь, я надулся слегка, —
Ведь любовь — честолюбия фактор,
И артист ожидает хлопка.
Я — сатирик. И точно, как эхо,
Отражал политический день.
А теперь ей вот хочется смеха,