позволяет пробираться через толпу.
Шофер круто свернул налево, и, объехав Национальный театр, машина выскочила на проспект Ракоци.
— Извините, — обернулся он к нам, не столько оправдываясь, сколько с некоторым превосходством. — Я заметил здесь скопление людей и подумал, что товарищу директору интересно будет посмотреть.
Недалеко от часовни святого Рокуша толпа опрокинула трамвай. Подъехав поближе, шофер затормозил.
Толпа обратила внимание на замедлившую ход машину, одни бросились бежать, другие отошли чуть в сторону, но основная масса осталась возле трамвая и наблюдала за нами, выжидая, что последует дальше, выйдут ли приехавшие из машины, будут ли стрелять или нет. Когда же увидели, что мы только посматриваем по сторонам, некоторые осмелели и подошли ближе. Какой-то худой высокий парень стал перед машиной, постучал пальцем по надписи и, как первоклассник, громко, по складам прочитал:
— Пресса.
Тилл приказал шоферу:
— Йожи, поехали!
Мотор взревел, ибо шофер дал полный газ, но скорость не включал, потому что парень все еще вертелся перед машиной.
— Поехали, поехали, — торопил Тилл, видя, как толпа все плотнее окружает нас.
Шофер крикнул в окно:
— Отойди в сторонку, братец, а не то пятки отдавим.
Парень продолжал дурачиться, пригнулся на одно колено, и, изображая вратаря, развел руки, словно ожидая мяч.
— Иди к лешему, дурень, не видишь, что ли, пресса! — злился наш водитель.
— Смотря какая пресса. Наша или коммунистов? — бросил кто-то из толпы.
Все загалдели.
— Пишите правду!
— Мы не сброд, а венгерские патриоты!
Стоявшие сзади не видели, что происходит впереди, слышали только крики и напирали. Толпа со всех сторон обступила машину, в окна потянулись руки, нас хватали за одежду. С шофера уже стаскивали пиджак — до него легче было добраться, — и тот в отчаянии уцепился за баранку. Но вот машина накренилась, потом плюхнулась на землю и с новой силой качнулась, как корабль во время шторма.
Из соседнего переулка выскочил танк и устремился прямо к нам. Лязг гусениц и стрекот пулемета в мгновение ока обратили собравшуюся линчевать нас толпу в бегство.
Тилл крикнул:
— Поехали, Йожи, жми на всю железку, черт бы тебя побрал!
Я с силой толкнул дверцу, выскочил из машины и побежал в переулок.
Как на соревнованиях по фехтованию судьи после поединка восстанавливают в памяти все действия противников, так и я мысленно воспроизвожу эту последнюю минуту. Должно быть, она показалась мне не меньше часа, так как я успел за это время глубоко осмыслить все пережитое. Только в тот момент мною впервые овладел страх. Если опрокинут машину? Если сомнут? Или вытащат нас из нее? Или подожгут ее вместе с нами? На чем бы остановилась толпа? Есть ли предел стихии? Они даже не спросили, кто мы такие. Впрочем, для самосуда этого не требуется, он выглядит справедливее, когда каждый может придать ему любую окраску.