Я стремился очутиться как можно дальше от проспекта Ракоци, даже боялся оглядываться назад, настолько велик был мой ужас. Наткнулся на рынок, зашел в него; от рядов, где торгуют птицей, тянулась длинная очередь. Я выстоял в ней и купил ощипанного гуся. Выйдя на улицу, на минуту остановился, ослепленный ярким солнечным светом, и с удивлением огляделся.
«Позвоню Гизи, — подумал я, — расскажу обо всем случившемся».
Мимо телефонной будки нескончаемым потоком двигались люди, я набрал номер, не отвечает, снова набрал и смотрел на молчаливо идущих людей. Они шли и шли, молча, упорно. Я набирал еще несколько раз и, не дозвонившись, повесил трубку. Вышел из будки.
— Люди, куда вы?
— К парламенту, — ответил кто-то.
— На мирный митинг, — пояснил другой.
Меня озарила надежда. Может, сейчас все кончится? Может, будет восстановлен порядок?
Я сунул гуся вместе с авоськой в портфель и стал в ряд.
На площади Лайоша Кошута, возле парадного входа в здание парламента, толпа растеклась широкой рекой, затопила лестницу и окружила стоявшие по обе ее стороны советские танки. Советские танкисты высунулись из открытых люков. Люди приветливо махали им, танкисты отвечали тем же, какая-то женщина протянула руку, танкист подхватил ее и помог взобраться на танк. В следующее мгновение люди облепили оба танка, советские солдаты смеялись, пожимали руки тем, кто оказался поблизости.
Толпа вынесла меня на верхнюю площадку главной лестницы. Оттуда видна была вся площадь.
«Вот она, историческая минута, — подумал я. — Пришел конец хаосу».
Над площадью, словно на крыльях, взмыл гимн. Когда прозвучали последние слова, кое-кто закричал:
— Давайте споем советский гимн!
Но голоса эти потонули в общем хоре: «Бог, благослови мадьяр…»
И в этот момент, словно гигантский кнут, толпу стегнула пулеметная очередь.
«Что это? Галлюцинация? — мелькнуло у меня в голове. — Может, только для острастки?» Но за первой последовала вторая серия выстрелов. Насмерть перепуганная толпа хлынула назад. Я споткнулся, упал, распластался на камнях. Рядом со мной лежал мужчина с портфелем в руке (таким же, как у меня), другой рукой он сжимал древко знамени, рот у него был открыт, из него текла темная кровь.
Пулеметы лаяли уже отовсюду. Бежать! Куда? В какую сторону?
Из окон всех домов, выходивших на площадь, нас поливал огненный дождь, поначалу безнаказанно, пока пулеметы и пушки советских танков не пришли нам на помощь. Убедившись в этом, я вскочил, подбежал к ближайшему танку и прижался к нему.
Примерно с полчаса длилась эта дуэль, потом постепенно стихла. Стоило застрекотать где-нибудь пулемету, как там тотчас же разрывался орудийный снаряд.