Мы смотрели через луга туда, где серебрилась в лунном свете река, бегущая между ивами.
— Думаешь, ублюдки преследуют нас?
— Вполне возможно. Но даже если нет…
— Нам нужны часовые, — закончил он за меня.
— Я дежурю первую часть ночи, а ты вторую, — сказал я. — Каждый из нас возьмет троих воинов.
— Здесь? — спросил он.
Мы стояли снаружи амбара.
— Один здесь, — ответил я. — А ты или я с остальными двумя — внутри.
— Внутри?
— Ты доверяешь рабам? — осведомился я.
— Они ведь связаны.
— И терять им нечего. Они знают, что за нами погоня. Почему бы им не прийти к выводу, что лучше бежать сейчас, чем дожидаться, когда нас захватят воины Ваормунда?
На удар сердца ирландец задумался.
— Господи, — пробормотал он едва слышно. — Ты в самом деле думаешь, они осмелятся напасть на нас?
— Думаю, нам следует быть наготове, если такое случится.
— А их человек тридцать. Если нападут… — Он не договорил.
— Даже половины хватит, — подтвердил я. — Впрочем, это все только мои страхи.
— И если они решатся?
— Перебьем их быстро и без жалости, — мрачно проронил я.
— Господи, — повторил Финан.
— Предупреди всех наших, — добавил я.
Мы вернулись в амбар. Через неровные дыры в кровле падал лунный свет. Мужчины храпели. Заплакала девочка, Бенедетта тихонько запела, успокаивая ее. Спустя некоторое время плач прекратился. В лесу заухала сова.
Поставив Осви снаружи, я остался внутри вместе с Беорнотом и Гербрухтом. Мы все трое привалились к стене в глубокой тени. Мы не разговаривали, и мысли мои блуждали, пока я боролся со сном. Мне вспоминался дом в Лундене, где я жил с Гизелой. Я пытался воскресить в памяти ее лицо, но ничего не получалось. Как всегда. Стиорра, моя дочь, была вылитая мать, но Стиорра тоже умерла, и ее лицо также ускользало от меня. Кого я помнил, так это Равна, слепого скальда, отца Рагнара Бесстрашного. Это Рагнар захватил меня, когда я был еще ребенком. Сначала превратил в раба, а потом принял как своего сына.
Равн был великим воином, пока меч сакса не забрал у него глаза, и тогда стал скальдом. Когда я сказал, что не знаю, кто такой скальд, он рассмеялся.
— Мы рифмоплеты, — пояснил Равн.
— Прядильщики?
— Поэты, малец. Те, кто сплетает грезы, люди, создающие славу из ничего и кружащие тебе голову своим творением.
— А какая польза от поэта? — спросил я.
— Никакой, парень, совершенно никакой! От них нет ни малейшего толка! Но когда мир рухнет, души павших будут петь их песни в Валгалле, и слава Мидгарда никогда не умрет.
Равн много рассказал мне о своих богах. Теперь, когда я стал таким же старым, как Равн в дни нашего знакомства, мне хотелось расспросить его еще о многом. По его убеждению, в загробном мире есть место для семей.