— Я снова увижу свою жену, — с тоской сказал он.
Я был тогда слишком молод, чтобы найтись с ответом, и слишком глуп, чтобы расспросить поподробнее. Тогда мне хотелось слушать истории про битвы, но теперь, в освещенном луной амбаре, я цеплялся за эти услышанные давным-давно слова и мечтал, что Гизела ждет меня в некоем залитом солнцем чертоге. Я снова попытался представить ее лицо, ее улыбку. Иногда видел ее в своих снах, но никогда наяву.
— Господин! — прошипел Беорнот, толкнув меня в бок.
Я, верно, задремал, но резко проснулся. Обнаженный Вздох Змея лежал, спрятанный в соломе, рядом со мной, и я инстинктивно нащупал рукоять. Я бросил взгляд направо, туда, где устроились на ночлег гребцы. Я ничего не видел и не слышал, кроме храпа, но спустя какое-то время уловил невнятное бормотание и предположил, что именно этот звук встревожил Беорнота. Слова разобрать не получалось. Бормотание стихло, потом возобновилось. Я слышал тихое шуршание соломы и позвякивание цепей. Звуки не прекращались всю ночь, но спящим людям не запретишь шевелить ногами, поэтому я отбросил тревогу. Луна клонилась к закату, так что через дырявую крышу просачивалось мало света, все гребцы вроде бы спали. Я навострил уши, стараясь уловить звон цепи, осторожно протаскиваемой через кольцо на ножном браслете, но слышал только храп. Прокричала сова. Один из ребятишек заплакал во сне, на него зашикали. Еще раз звякнула цепь, наступила тишина, потом звук повторился. Зашуршала солома, и снова все замерло. Я напряженно ждал, рука сжимала рукоять Вздоха Змея.
И тут здоровенный детина, казавшийся призрачной тенью в темноте, поднялся и с ревом кинулся на меня. За спиной у него лязгнула цепь. Я тоже издал крик — бессловесный крик ярости — и вскинул Вздох Змея, позволив верзиле напороться на клинок. Я пытался устоять, но противник своим весом опрокинул меня на Беорнота, и мы оба повалились. Вздох Змея вошел глубоко, пронзая слой мышц, но детина, все еще вопя, ударил меня саксом, видимо тем самым, какой я дал Иренмунду, и я почувствовал, как рвется кольчуга и острая боль разливается по левому плечу. Меня пришпилили к полу амбара. Я все еще сжимал Вздох Змея и вдруг ощутил, как теплая кровь течет по правой руке. Беорнот орал, дети ревели, Финан сыпал проклятиями, но видеть ничего я не мог, потому что здоровяк навалился сверху. Он дышал судорожно, выдыхая прямо в лицо. Я скинул его с себя, кое-как поднялся на колени и потянул Вздох Змея. Мне следовало воспользоваться Осиным Жалом, потому что длинным клинком тут негде было размахнуться. Прежде чем я успел высвободить меч, на меня накинулись еще двое рабов, лица которых были перекошены от ярости и злобы. Первый атаковавший верзила сдыхал, но цепко ухватил меня за левую ногу. Я провернул Вздох Змея у него в потрохах в тот самый миг, когда один из двоих пырнул меня в живот. В свете луны я разглядел короткий ножичек у него в руке. Я извернулся, но из-за хватки умирающего споткнулся и снова упал. Человек с ножом повалился на меня, рыча и норовя достать мой правый глаз. Я перехватил его кисть левой рукой, правой продолжая сжимать Вздох Змея. Раб снова зарычал, изо всех сил пытаясь продавить мою защиту и ударить ножом. Ему пришлось долго ворочать веслом, и силой он обладал недюжинной. Я намеревался рубануть его Вздохом Змея по шее, но его приятель пытался вырвать у меня меч. Мне, помнится, подумалось: вот ведь какая глупая смерть! Первый противник мало-помалу приближал нож. В полусумраке амбара я разглядел, что это на самом деле не нож, а большой корабельный гвоздь, костыль. Кряхтя от напряжения, раб тянулся воткнуть его мне в глаз, тогда как я пытался остановить его руку и одновременно не выпустить Вздох Змея.