— Здоровенный мерзавец.
— Это да. — Я посмотрел на свое левое бедро. Кровотечение остановилось. Рана оказалась неглубокой. Меня разобрал смех.
— Что смешного? — спросил ирландец.
— Я дал клятву.
— Ты всегда был дураком.
Я кивнул:
— Поклялся убить Этельхельма и Эльфверда, но не сумел.
— Ты пытался.
— Я пытался сдержать клятву.
— Они, наверное, уже мертвы, — заметил Финан. — И они бы не погибли, не возьми ты ворота. Так что свою клятву ты сдержал. А если они еще не мертвы, то скоро будут.
Я смотрел на город, где продолжалась бойня.
— Однако недурно было бы прикончить обоих, — с тоской пробормотал я.
— Бога ради, ты и так уже сделал достаточно!
— Мы, — поправил его я. — Мы сделали достаточно.
Этельстан и его люди на улицах Лундена устроили охоту на Этельхельма, Эльфверда и их сторонников. А таких осталось мало. Восточные англы не хотели за них сражаться, да и многие из западных саксов просто побросали щиты и оружие. Хваленая армия Этельхельма, самая большая за многие и многие годы, оказалась хрупкой, как яичная скорлупа. Этельстан стал королем.
И в тот вечер, когда висящая над Лунденом дымная пелена окрасилась багряным светом заходящего солнца, король послал за мной. Теперь он был королем Уэссекса, королем Восточной Англии и королем Мерсии.
— Все это — одна страна, — заявил он мне тем вечером.
Мы сидели в большом зале Лунденского дворца. Изначально он был построен для мерсийских государей, затем занят Альфредом Уэссекским, потом его сыном, Эдуардом Уэссекским, а теперь стал собственностью Этельстана. Но Этельстана какого? Инглаландского? Я заглянул в его темные, умные глаза, так похожие на глаза его деда Альфреда, и понял, что он думает о четвертом саксонском королевстве — Нортумбрии.
— Государь, ты дал клятву, — напомнил я.
— Воистину так, — сказал он, глядя не на меня, а на зал, где за двумя длинными столами собрались командиры его войска.
Здесь были Финан и Бритвульф, Витгар и Мереваль. Все пили эль или вино, потому что это был пир, торжество, и победители наслаждались яствами, принадлежавшими побежденным. Кое-кто из западных саксов тоже пировал: те, кто быстро сдался и принес клятву верности новому господину. Большинство все еще были в кольчугах, но Этельстан снял доспех и надел черную куртку из дорогой ткани, поверх которой набросил плащ густого синего цвета. Кайма плаща была расшита золотой нитью, на шее у него висела золотая цепь с золотым крестом, а на голове красовался простой золотой венец. Это был уже не мальчик, которого я долгие годы защищал от врагов. Теперь у него было суровое лицо короля-воителя. И выглядел он как король: высокий, статный и красивый. Но не поэтому враги дали ему прозвище Фэгер Кнапа. Эту презрительную кличку они пустили в ход потому, что Этельстан носил длинные черные волосы, которые заплетал в дюжину косичек, перехваченных золотой тесьмой. Перед пиром, когда меня пригласили разделить с ним место за высоким столом, он заметил, как я смотрю на поблескивающие под золотым венцом ленточки, и с вызовом посмотрел на меня.