Его губы скривила знакомая безумная усмешка, и изо рта брызнула пена, когда он лающе чеканил слова:
— Теперь мы встретимся с ней в третий раз, и меня больше не тяготит былая гордость. Я сам выберу место схватки и пущу ей кровь. Вот так, Шадикширрам!
Он вскинул меч, и по голым скалам раскатился его ломаный хрип, заполняя долину:
— День настал — сегодня! Время пришло — сейчас! Надвигается расплата!
— А расплата не может надвинуться после того, как я доберусь живым до Торлбю? — поинтересовался Ярви.
Сумаэль с мрачной решимостью затянула пояс.
— Пора уже поспешить.
— А до этого мы чем занимались?
— Плелись.
— И каков твой замысел? — спросил Ральф.
— Зарезать тебя и в знак примирения отдать ей твой труп!
— По-моему, не примирения ради она проделала весь этот путь. Как считаешь?
Сумаэль задвигала скулами.
— Боюсь, ты прав. Мой замысел — добраться до Ванстерланда вперед них. — И она начала спускаться, с каждым шагом из-под сапог сыпались камешки.
Испытание духотой проходило, почитай, хуже, чем испытание льдом. Хоть снегопад и не прекращался, им становилось все жарче и жарче, и слой за слоем они стаскивали с себя вожделенные прежде одежды — пока не очутились полуголыми, мокрыми от пота и черными от пыли, как горняки только что из забоя. На смену голоду пришла жажда. Анкран отмерял из двух бутылей мутную, с гадким привкусом воду куда более ревниво, чем припасы на палубе «Южного Ветра».
Прежде их тоже одолевал страх. Ярви не мог припомнить и дня, когда бы он не боялся. Но тогда это был тягучий страх перед морозом, голодом и усталостью. Сейчас их пришпоривал жестокий наездник. Страх перед острой сталью, острыми клыками банийских псов, и самым острым из всех — мстительным гневом бывшей хозяйки.
Они тащились, сбивая ноги, пока не стало так темно, что Ярви перестал различать поднесенную к лицу ладонь. Отче Месяц и все его звезды потонули во мгле, и беглецы молча забились в расселину среди камней. Ярви провалился в зыбкое подобие сна, чтобы, как показалось, через пару минут его встряхнули и подняли. С первым лучом рассвета, в синяках и ссадинах, он опять устремился вперед, окутанный обрывками ночных кошмаров.
Двигаться дальше — вот о чем думали все. Мир умалился до голой каменистой полосы между их сапогами и преследователями, и это пространство неуклонно сжималось. Какое-то время замыкающий Ральф волок за собой на веревках пару овечьих шкур — старый браконьерский трюк, призванный сбить со следа собак. Собаки оказались умней. Скоро каждый из беглецов покрылся синяками, порезами, каждый обдирал кожу после сотни падений, ну а Ярви, с его одной здоровой рукой, приходилось труднее других. Однако всякий раз, когда он спотыкался и падал, рядом вырастал Анкран, протягивал сильную руку и помогал ему встать. Помогал двигаться дальше.