— Похоже, между нами, племянник, дело не кончено, — сказал его единственный выживший дядя, до сих пор не опуская бровь. — Оставим последнее слово за сталью и в этом вопросе?
Ярви покосился на Черный престол, безмолвно стоящий над ними.
Твердо его сиденье, но тверже ли скамей на «Южном Ветре»? Холоден его металл, но холодней ли снегов на северном краю мира? Больше трон не пугал. Но впрямь ли он столь желанен? Ярви вспомнил отца, как тот сидел на нем — высокий, угрюмый. Мозолистая, в шрамах, рука всегда невдалеке от меча. Верный и любящий сын Матери Войны — таким и нужно быть королю Гетланда. Таков и Атиль.
Изваяния высоких богов пристально следили за ним, словно подталкивая сделать выбор. Ярви переводил глаза с одного каменного лица на другое, а потом глубоко вздохнул. Мать Гундринг без конца повторяла, что Отче Мир прикоснулся к нему, и стало ясно — она была права.
По-настоящему он никогда не хотел владеть Черным престолом. Так стоит ли за него драться? Стоит ли за него умирать? Ради того, чтобы у Гетланда появилось полкороля?
Ярви разомкнул кулак и выпустил меч Шадикширрам из пальцев. Клинок громыхнул о камень.
— С меня достаточно мести, — сказал он. — Черный престол — твой.
И, склонив голову, медленно опустился перед Атилем на колени:
— Государь.
Гром-гиль-Горм, король Ванстерланда, алчущий крови сын Матери Войны, прошествовал в Зал Богов со своей служительницей и десятью воинами из числа наиболее закаленных в боях. Его громадная ладонь расслабленно покачивалась на рукояти громадного меча.
На его плечах, отметил Ярви, лежала новая накидка белого меха, на здоровенном указательном пальце — новый камень, а трижды обернутая цепь на шее удлинилась на пару звеньев-наверший. Поскольку по приглашению Ярви он совершил кровавую прогулку по Гетланду — видимо, он забрал эти вещи у ни в чем не повинных людей, не иначе как вместе с жизнями.
Но когда сквозь щербатые двери он вошел в дом своего врага, стало ясно — его улыбка превосходит по размерам все прочее. Улыбка завоевателя, чьи замыслы взошли урожаем, все противники прижаты к ногтю, а кости легли вверх нужными гранями. Улыбка первого любимца богов.
А потом он увидел Ярви, стоящего между матерью Гундринг и своей матерью на ступенях престольного помоста — и его улыбка погнулась. А потом он увидел того, кто сидел на самом Черном престоле — и та осыпалась совсем.
Дойдя до середины просторного чертога, до места, где в стыках гладких камней до сих пор бурела кровь Одема, Горм приостановился под сердитыми взглядами гетландской знати.