Всякая волна, порожденная Матерью Морем, поднимала его, подталкивала, пузырила одежды — он ворочался и шевелился, будто пытался встать. Всякая волна, с шипением бегущая обратно, волочила тело назад и бросала на песке — в спутанные волосы, безжизненные, как комки водорослей на гальке, набивалась пена и ил.
Ярви таращился, гадая, кто он. Кем был. Парнем или мужчиной? Погиб ли на бегу или храбро сражаясь?
Какая теперь разница?
Днище проскрипело о песок, палубу протрясло. Ярви споткнулся и, чтобы устоять, вцепился в Хуриков локоть. Со стуком и грохотом его люди втаскивали весла, снимали щиты и прыгали на сушу — сердито, ведь они пристали к берегу последними, слишком поздно, чтобы заработать славу или достойно пограбить. Служить на королевском судне во времена короля Атрика считалось бы наивысшей честью.
При Ярви — наивысшим наказанием.
Несколько человек взялись за носовой конец и подтянули корабль мимо плавающего тела, подальше на берег. Другие отстегнули оружие и поспешили к городу Амвенду. Тот уже полыхал.
Ярви закусил губу, готовясь перелезть через борт хотя бы с крупицей королевского хладнокровия, но слабо прижатая рукоятка позолоченного щита вывернулась, заплелась в плаще и чуть не окунула его лицом в соленое море.
— Богами клятая хреновина! — Ярви растянул ремешки, стянул щит с сухой руки и швырнул к сундучкам, на которых сидят гребцы, работая веслами.
— Государь, — одернул его Кеймдаль. — Необходимо взять с собой щит. Здесь опасно…
— Ты со мной дрался. Сам знаешь, чего стоит щит в моей руке. Если кто-то нападет и окажется, что мечом с ним не сладить, — я убегу. А бегаю я быстрей без щита.
— Но, мой государь…
— Он — король, — грохнул Хурик, как гребнем расчесывая толстыми пальцами седеющую бороду. — Если он велит всем нам бросить щиты — так тому и быть.
— У кого две здоровых руки — носите на здоровье! — крикнул Ярви, соскакивая в прибой и ругаясь — новая волна окатила по пояс.
Там, где песок уступил место траве, новообращенные связанные рабы ждали, когда их погонят на корабли. Сгорбленные, перепачканные золой, в глазах страх, и боль, и неверие: нечто явилось из моря и забрало их жизни. Тут же группка бойцов Ярви разыгрывала в кости их одежду.
— О вас спрашивал Одем, государь, — какой-то воин поднял голову, а потом вскочил и пнул в лицо плачущего старика.
— Где? — у Ярви вдруг пересохло во рту, язык не отлипал от гортани.
— Наверху укреплений. — Дружинник показал на известняковую башню на утесе, что отвесно вздымалась надо всем городом. С одной стороны ее подножие грызли волны, с другой — пенился узкий залив.