— Ворота не заперли? — спросил Кеймдаль.
— Заперли, да только в городе осталось трое сыновей городского головы. Вот Одем и перерезал одному глотку, а потом сказал, что убьет следующего, коли ему не откроют ворота.
— И их открыли, — сказал другой мечник и рассмеялся, глядя на выпавшее число. — Новые носки!
Ярви сморгнул. Он и представить не мог своего улыбчивого дядю таким безжалостным. Но ведь Одем — отпрыск того же семени, что и отец, следы чьего гнева до сих пор носил на себе Ярви. Того же, что их утонувший брат Атиль — а старые воины и сейчас пускают скупую слезу, вспоминая о его несравненном обращении с мечом. В конце концов под тихой водой иногда несутся свирепые течения.
— Да будь ты проклят!
Из шеренги рабов, так далеко, как дозволила веревка, споткнулась и выпала женщина, к кровавому лицу липли волосы.
— Сучий король сучьей страны, да сожрет тебя Матерь Море…
Один из солдат придавил ее к земле.
— Отрежь ей язык, — сказал другой, запрокидывая ее за волосы, пока третий вытаскивал нож.
— Нет! — вскрикнул Ярви. Его люди сурово нахмурились. Под угрозой честь короля, а значит, и их честь, и проявление милости здесь не сойдет за отговорку. — С языком за нее дороже заплатят.
Ярви отвернулся, плечи под кольчужной рубахой поникли — и побрел в гору, к крепости.
— Вы воистину сын своей матери, — отозвался Хурик.
— Кем же еще мне, по-твоему, быть?
У отца с братом загорались глаза, когда они садились рассказывать о великих былых набегах, о грудах захваченных богатств, а Ярви слушал, замерев в тени у стола, и мечтал о том, что однажды и он, став мужчиной, примет участие в подобающем мужчинам занятии. А теперь перед ним открылась правда — и право побывать в походе сразу перестало казаться ему завидным.
Сражение кончилось, если и впрямь случилось нечто, что можно назвать этим словом, но Ярви по-прежнему ступал вперед тяжело и вязко, как в кошмарном сне, — потел под кольчугой, прикусывал губы, вздрагивал от всякого шума. Вопли и хохот, люди сновали средь хоботов дыма пожарищ, в горле першило от гари. Вороны кружили, клевали тела и, каркая, прославляли успех победителей. Победа была за ними! Матерь Война, мать воронам, сбирательница павших, та, кто складывает в кулак открытую руку, — сегодня вышла на танец, а Отче Мир плакал, закрыв лицо. Здесь, у изменчивой границы между Ванстерландом и Гетландом, Отче Мир рыдал очень часто.
Над ними склонилась башня, темный бастион, под ними с обеих ее сторон бились и ревели волны.
— Стойте, — сказал Ярви, с трудом переводя дух. Голова кружилась, лицо щипало от пота. — Помогите снять кольчугу.