Шидуала бросила раскрытый ошейник Ничто в бочонок, куда уже сложили прочие цепи.
— Если примете совет…
— Непременно, — отозвался Анкран.
— Идите к северо-западу. Через два дня вы попадете в страну, где из-под земли пышет жаром огонь. По краю тех земель бегут теплые ручьи — они изобилуют рыбой.
— Мне рассказывали об этой стране, — проговорил Ярви, вспоминая плывущий над очагом голос матери Гундринг.
— К северо-западу, — подтвердил Анкран.
Шидуала кивнула.
— И пусть вам сопутствуют боги. — Она повернулась, чтобы уйти, но тут Ничто неожиданно упал на колени, взял ее руку и прижался к ней растрескавшимися губами.
— Вашей доброты я никогда не забуду, — сказал он, утирая слезы.
— Никто из нас ее не забудет, — сказал Ярви.
С улыбкой она помогла Ничто подняться и потрепала его по щеке.
— И другой мне награды не надо.
Ральф с огроменной ухмылкой выскользнул из-за деревьев. На одно плечо он повесил лук, с другого свисал убитый олень. Чтобы его умение обращаться с луком ни у кого не вызывало сомнений, он не стал вытаскивать стрелу из сердца животного.
Сумаэль удивленно приподняла бровь.
— Так от тебя, выходит, есть прок, помимо милой мордашки?
Тот подмигнул в ответ:
— Коли ты лучник, со стрелами дела идут совсем по-другому.
— Освежуешь сам, поваренок, или мне? — Анкран с ехидцей на перекошенных губах протягивал нож. Будто бы знал, что Ярви не согласится. Да, он не дурак. Когда Ярви вытаскивали на охоту, его рука не позволяла ему держать копье или натягивать лук, а когда добычу забивали, его тошнило. В те несколько раз отец пылал гневом, брат сыпал насмешками и даже их люди едва ли утруждались скрывать презрение.
В общем-то, как и в другие дни его детства.
— В этот раз можешь освежевать сам, — заявил Ярви. — Я тебе подскажу, если начнешь портачить.
После еды Джойд протянул босые ноги к огню и принялся втирать жир между толстых пальцев. Ральф выбросил последнюю косточку и обтер сальные руки о свой овчинный тулуп.
— Да, с солюшкой было б совсем по-другому.
Сумаэль покачала головой.
— У тебя вообще в жизни было что-нибудь такое, на что ты ни разу не жаловался?
— Коль никак не найдешь на что жаловаться, значит, ты плохо ищешь. — Ральф откинулся, подперся локтем и, улыбаясь в темноту, почесывал буйно разросшуюся бороду. — Правда, вот женкой своей я всегда был доволен. Так-то, решил, на весле проклятом и сдохну. Но раз покамест тень еще отбрасываю, надумалось мне снова ее повидать. Хоть сказать ей — здравствуй. Хоть знать, что жива.
— Если есть у нее хоть капля разума, она продолжит жить дальше, — проговорила Сумаэль. — Ей досталась в удел немалая доля. Слишком большая, чтобы растрачивать жизнь, глядючи в окошко.