Слушая эту исповедь, полковник изучающе посматривал на задержанного. Неожиданно он сказал:
— Нехорошо, вы говорите неправду!
Преступник удивленно посмотрел на полковника, видимо соображая, что ответить.
— Нет, я говорю правду.
— Но какая же это правда? Посудите сами: вы приехали в Харьков, проявили такую осторожность, не пошли даже на квартиру к тетке. Значит, вас уже обучили раньше этой элементарной мере предосторожности. А из этого вытекает многое: во-первых, сомнительно, что вас с первой же встречи в Лесном дружки пригласили «на дело». Конечно же, вы до этого с ними давно были знакомы! Во-вторых, нельзя поверить, что ваша роль в убийстве и ограблении семьи ограничивалась только стоянием на «шухере». Неверно и то, что вы ушли с места происшествия, не узнав судьбы своих соучастников. Это не вяжется с законами преступного мира. Вы не могли их оставить, даже если это вам угрожало быть убитым!
Лицо Иванкова скривилось в неприятной гримасе. Он с минуту сидел в раздумье, потом удивленно посмотрел на полковника. Полковник заметил минутную растерянность преступника. В нем явно боролись два чувства: стремление не выдать личных тайн и тем самым уйти от ответственности и одновременно боязнь запутаться на следствии и быть разоблаченным во лжи, что является отягощающим вину обстоятельством.
Буланенков и построил допрос в расчете на такое двойное положение преступника, которое все равно должно привести его к осознанию бессмысленности запирательства и к чистосердечному признанию. Но задержанный, подумав, сказал:
— Я говорю правду.
Буланенков почувствовал неуверенность в его голосе, но не стал настаивать на своем.
— Хорошо, если не хотите сказать правду, давайте перейдем к керченскому периоду вашей жизни. Расскажите о вашей встрече с Иванковым в Керчи.
И задержанный рассказал о дружбе, неверной и коварной, двух молодых людей почти одинаковой судьбы. Они работали штукатурами и жили в общежитии. Но Бирюнова вечно беспокоил вопрос: найдут ли его? И он, боясь ответственности за совершенное в Лесном преступление, все время думал, как бы получше спрятаться. Хотя он и внес исправление в паспорт, теперь он уже был не Бирюнов, а Бирюновский, все же в паспорте было указано его действительное место рождения и инициалы. Мысль о приобретении другого паспорта не покидала его. А тут выдался удобный случай: Иванков хлопотал о замене паспорта в связи с истечением срока. Он запросил с места рождения метрическую выписку о годе своего рождения, а спустя неделю в его кармане уже лежал новенький паспорт. Этот паспорт и не давал покоя Бирюнову. И он решился завладеть им. Но для этого нужно было убить товарища. Чтобы замести следы задуманного преступления, он уговорил Иванкова рассчитаться в Керчи и выехать на работу в Мариуполь, где «деньгу прямо гребут». Перед отъездом друзья отправились на базар купить что-нибудь на дорогу. А ранним мартовским утром уже шли берегом моря. Дул сырой ветер, под ногами похрустывал ледок. Иванков, вобрав шею в воротник пальто, поеживался, от сырого ветра по телу расползался озноб. Знобило и его друга, но не от холода, а от мысли, что вот сейчас он должен совершить задуманное… Было еще темно. Со стороны моря надвигался рассвет. Когда вышли на пустырь, заросший бурьяном, Бирюнов вытащил из кармана молоток и ударил Иванкова два раза сзади по голове. Забрав документы, для верности еще раз ударил молотком по виску и, убедившись, что Иванков мертв, скрылся.