Из общежития навстречу машине выбежала сестра-хозяйка, пожилая худенькая женщина. Она была одна в помещении, когда раздался выстрел, и еще не оправилась от потрясения. Нетвердо ступая и поминутно вздрагивая, она провела приехавших в конец коридора и остановилась у крайней двери.
— Здесь! — сказала она шепотом.
Новацкий лежал на спине посреди комнаты, раскинув руки. На его изможденном лице застыло выражение страха и недоумения. Белая рубашка с левой стороны была обильно залита кровью. Рядом валялся револьвер. У двери громоздились стулья и перевернутый стол: прежде чем выстрелить в себя, он забаррикадировал дверь.
Сестра-хозяйка рассказала:
— Сегодня с самого утра был он вроде бы не в себе. То выскочит в коридор, то снова в комнате спрячется. Потом слышу, командует: «наступать», «отступать», «врагу живым не сдаваться». Видать, все ему фронт, война мерещились. Я позвонила в скорую помощь, смекнула, что человек заболел. Только отошла от телефона, как слышу — выстрел! Кинулась я сюда, а дверь-то завалена, пришлось людей кликнуть… Ой, не приведи бог такое увидеть…
Женщина закрыла рукой глаза, из-под узловатых ее пальцев закапали слезы.
* * *
В этот день полковник Литовченко сам нарушил установленный им же порядок: на доклад о ходе следствия он вызвал не старшего группы, майора Петренко, а лейтенанта Цибу.
К этому его побудило упорство майора. Узнав о самоубийстве Новацкого и о том, что у последнего был револьвер, Петренко окончательно уверовал в непогрешимость своей версии и старался вести следствие только в этом направлении. К показаниям Вали о хлопке в кабинете он продолжал относиться скептически, так как они не укладывались в его схему. А между тем именно таинственный хлопок мог оказаться ключом ко всему делу. И лейтенант Циба, по-видимому, это понимал.
— Разрешите войти? — спросил он, несколько смущенный тем, что ему придется докладывать полковнику.
— Прошу вас! — Литовченко указал рукой на стул у письменного стола.
Лейтенант сел и развернул перед собой свои заметки и вычерченный карандашом план территории заводоуправления и прилегающих к заводу улиц.
Полковник с интересом взглянул на план.
— Есть какие-нибудь новые материалы?
— Кое-что есть. — Лейтенант ответил с подчеркнутым спокойствием, но его порозовевшие щеки и заблестевшие глаза говорили о том, что это «кое-что» не так уж, по его мнению, незначительно.
— Интересные новости, товарищ полковник, — сдержанно начал Циба. — Окно в кабинете директора, открытое в вечер убийства, выходит вот сюда, на улицу Цветную. Улица не освещена. Свет из окна кабинета пробивается только через узкую щель между портьерами. Когда встанешь на выступ фундамента, хорошо видна фигура человека, сидящего за письменным столом. В то же время стоящий за окном остается незаметным: тень от портьеры надежно укрывает. С улицы его также трудно приметить: закрывают ветви деревьев.