Это было так… нежно, наверное. Я подумать не могла, что этот здоровенный бугай способен на что-то подобное.
— Я буду входить в тебя очень осторожно, детка. Вот так, — Стэн накрыл губами мой рот, и язык его, разомкнув мне губы, мягко, но настойчиво проник внутрь.
Темнота взорвалась алыми вспышками, меняя мою реальность, раскрашивая ее в яркие цвета наслаждения. Я действительно «поплыла». Растеклась по груди мужчины теплой лужей, перестав соображать, где нахожусь.
Стэнли Стэнфорд был богом поцелуев. Он выделывал своим языком и губами что-то такое, от чего я готова была забыть не только свое имя, но и вообще все на свете. Это было сродни акту близости — нежному, проникновенно-чувственному, доводящему до той степени помешательства, когда тебе становится на все наплевать. И даже если мир вокруг тебя станет рушиться и гореть, важен будет лишь тот, по ком ты неотвратимо сходишь с ума.
Мне было так хорошо, что хотелось застыть в этом мгновении бесконечного кайфа навечно. Да мне уже и секса было не надо, хотя Стэнфорд моего восторга по этому поводу явно не разделял. Ему-то как раз хотелось большего.
Сначала моей влажной промежности нежно коснулись его пальцы — лаская, поглаживая, заставляя стонать и дрожать, а затем в меня уперся его член, горячий и, мать его, такой огромный.
Легко удерживая меня на весу, словно я весила не больше куклы, он приподнял меня вверх, и я вдруг сама себе показалась в его руках просто игрушечно-маленькой, ранимой и стеклянно-хрупкой.
— Скажи, если будет больно, — осторожно насаживая меня на себя, мужчина легонько лизнул мою нижнюю губу, а потом втянул ее себе в рот, удовлетворенно улыбнувшись в темноте, когда я несдержанно захныкала, находясь в каком-то экстатическом восторге от того, что он со мной делал.
Он входил мучительно долго, кажется, наслаждаясь несдерживаемыми звуками задыхающейся от неудовлетворенности меня, ловя мягкими губами мои жалкие всхлипы, раз за разом повторяя фразу, от которой я просто сходила с ума:
— Боже, какая ты узкая. Девочка моя. Как же хорошо…
Заполнив меня собой полностью, мужчина замер, давая мне к нему привыкнуть, а затем плавно двинулся в обратном направлении, выходя из меня медленно, сладко, неспешно, прислушиваясь к реакции моего тела и превращая его в вязкий кисель.
Этот мужчина не только целовался как Бог, он был и самым чутким любовником, о котором только можно было мечтать, ведь сейчас я была беззащитной и такой беспомощно-раскрытой для него, что становилось страшно от того, как я могла так довериться малознакомому мужчине.