Турецкий караван (Ильичёв) - страница 237

— О! — театрально произнес Юсуф. — Будет, что противопоставить крыльям короля Константина. У него, кажется, ваши же аэропланы?

— Но предоставлены Англией, — улыбнулся Мужен. — В прошлом. Забудем его ради будущего…

— А если прошлое… продолжается?

— Как? — словно бы не понял Мужен. — Ах, да… Но Турция, потеряв на западе, может, повторяю, приобрести на севере и востоке.

— Там у нас мир. А Западная Турция — в огне, — внешне бесстрастно сказал Юсуф. — В Смирне, на Босфоре, в Дарданеллах — чужие войска.

— Все может перемениться. Все войска, и ваши, можно повернуть…

— Но нам нужна не другая война, а мир! Оружие нам нужно для освобождения…

— Вы получите наше оружие. Необходимо лишь сохранить это в тайне. Но, несомненно, наши отношения будут зависеть от согласования основополагающих принципов, — глубокомысленно проговорил Мужен.

…Юсуфу на память пришел недавний разговор в Ангоре с Мустафой:

— Отставка твоя отклоняется. Не нужно отставки, — сказал Мустафа. — Кое-что уступим Франции, и договор с нею выключит ее из войны. Русские это поймут, помогать нам не перестанут.

— Перестанут, — сказал Юсуф. — Узнав о предложениях Буйона, перестанут верить и помогать.

— Ты не прав, Юсуф. Русские будут помогать изо всех сил, даже несмотря на голод. Их обязала революция. Это очень редкая революция. Вернее, единственная. Совершив ее, русские неизбежно будут помогать Турции, с которой раньше Россия воевала… А Францию, по крайней мере, выведем из войны, и нам станет легче.

Но если сейчас в отношениях с Францией. Мустафа зайдет слишком далеко, то будет уже бесполезно говорить с Фрунзе в Ангоре.

Заезжий дом с украинским флагом над крышей стал именоваться резиденцией. Бойцы устроили в комнатах спальни. У Фрунзе, советников и секретарей — отдельные номера. Протянули от города провода полевого телефона.

Отдохнув, перекусив, Фрунзе попросил Кулагу пригласить советских полпредов. Через тридцать минут Абилов и Михайлов приехали в автомобиле российского представительства. Сразу же появился и Дежнов с портфелем.

Фрунзе уже разложил на своем столе тетради, книги, удобно расположил куб из стекла — чернильницу, карандаши, пресс-папье, пепельницу. Сел, задумался. Локтем Фрунзе упирался в столешницу, голову положил на ладонь. Он был в светлой, любимой своей гимнастерке-косоворотке с пухлыми нагрудными карманами и с крохотной звездочкой-значком на клапане. Командирские знаки алели на рукаве. Нет, кажется, вовсе не расстроен. Абилов углядел торчавший из рукава край белой нижней рубахи, почуял чистоту и спокойную мощь этого человека. По-восточному Абилов стал говорить ему «ты».