Эти разговоры если еще не дошли, то, несомненно, дойдут до Фрунзе. Конечно, он знает о статьях в «Илери» в пользу «старого друга». Это уже не слухи… Фрунзе видит, как иные деятели оппозиции открыто врут ему, Кемалю, в глаза, а он ничего не может поделать. К тому же Юсуф выставил ряд претензий, которые могут оттолкнуть Фрунзе. А вожди оппозиции — что они еще придумают для того, чтобы Собрание не утвердило договор с Фрунзе?
Кемаль видел многих деятелей Европы и Азии. Ни на одного из них Фрунзе не походил. Чувствовалось, что Фрунзе представляет ту новую благородную породу государственных устроителей, которые не поддаются личным обидам, не жаждут личной власти. В основе деятельности Фрунзе, чувствуется, лежат те высокие стимулы, которые заставляют и его, Кемаля, забыть себя ради дела независимости.
Что предпринять? Вновь направить в Москву телеграмму и ее текст показать Фрунзе? Кемаль вызвал адъютанта:
— Принеси копию предыдущей телеграммы. Адъютант принес, Кемаль перечитал:
«Тот факт, что правительство Украинской республики… послало к нам господина Фрунзе, одного из самых крупных, самых доблестных и героических командиров Красной Армии… вызывает особенно глубокое чувство благодарности…»
Поймал себя на том, что с нетерпением ждет новой встречи с Фрунзе. Но послышались знакомые быстрые шаги другого, вошел Рауф:
— Совершается новая большая ошибка, Мустафа!
— Что? Что такое? — будто бы удивился.
— Этот прием, эти торжества, когда нужно совсем другое, когда бродяги выдают себя за героев войны, на базаре выкрикивают запрещенные лозунги, расхваливая эту делегацию…
На тайном совещании Рефет и Рауф думали: не использовать ли в борьбе с Кемалем арест Однорукого из летучих колонн, — Рефет раньше был векилем внутренних дел и до сих пор влиял на полицию, — но решили вопрос отрицательно: слишком мелко… Однорукий случайно оказался попутчиком советской делегации…
Нужно было заставить Кемаля ответить деятелям видным, известным в мусульманском мире, — пусть уступит, а не то ему будет худо…
Рауф продолжал:
— Так или иначе, ты, Мустафа, не должен сегодня говорить — придавать этому торжеству значительность.
Вот чего он хочет сегодня. Кемаль ответил:
— Все зависит от случая. Может быть, так, может быть, иначе. Белый баран или черный баран — у переправы увидим.
Рауф молчал озадаченно. Константинопольский аристократ, он не знал анатолийских присказок.
В большом зале собрались за столами мужчины. Горели лампы. Играл духовой оркестр. Прием походил на митинг. Речь произнес Юсуф, ответную — Фрунзе. Говорили Абилов, Михайлов и афганский посол Султан Ахмед-хан. Жарко сыпались аплодисменты, бухал барабан, пели медные тарелки.