Год назад еще можно было рассчитывать, что обученные белые войска снова пойдут в дело: союзники подавят кемалистов, откроется путь на Кавказ, и белая гвардия через Батум и Тифлис двинется в Россию. Тошно будет сознавать себя рабом Франции, добывающим для нее бакинскую нефть и черноморские порты, но, утвердившись на Кавказе, возможно будет затем к чертовой матери послать французских дядей и постепенно взять этот край в одни русские — не советские! — руки.
Но все надежды похоронил турок, Мустафа Кемаль, недавний адъютант султана, а теперь султану же поддающий коленом под зад. Сколотил армию, укрепился. Союзники ничего не могут поделать с этим азиатом, вынуждены вести с ним переговоры. Стало быть, русская белая армия в Турции не нужна, ее куда-нибудь перебросят, раскидают.
Гнусно поведение союзников, невмоготу театральщина Врангеля, то и дело целующего землю, то крымскую, то под российским посольством в Константинополе. А сам армию готов продать кому угодно, лишь бы против Советов. Дурак! Возможно, голодная Россия сама переболеет этими Советами. Надо ж и такое принять в расчет! Москва, объявившая нэп, хочет торговать с Европой…
Уходя на яхте, Слащев думал, что Чека не посмеет тронуть его, однако, увидев бойких, решительных краснофлотцев Севастополя, их подозрительные взгляды, вдруг обмяк: эти могут и кончить, не стараясь разобщаться. Потом он услышал их песню и вроде успокоился.
Жена Софья Алексеевна тревогу свою скрывала за строгостью:
— Миша, я об этом Слащеве! Пусть с тобой будут еще люди, когда он войдет к тебе в кабинет!
Фрунзе засмеялся. В туркестанском подаренном ему халате лег на кушетку, пока вскипит чай.
— Нынче это другой Слащев. Ничего страшного.
— Ты всегда так говоришь. А я помню, в Андижане, когда разоружали хулиганский полк Ахунджана, этот Ахунджан вошел к тебе с вооруженными джигитами, ты позволил… А когда махновцы ночью прибыли на берег Сиваша, зачем ты вышел к ним и оказался в их руках? Они не посмели тебя тронуть? Тем более — жалкий ныне Слащев? Меня возмущает твое безрассудное спокойствие.
— Ну пожалуйста, не надо. Все пройдет отлично.
…Последнее октябрьское утро было холодное, ясное. В небе над Харьковом скользили редкие крохотные облачка. У подъезда дрожал заведенный открытый легковой автомобиль. Фрунзе ожидали шофер и красноармеец.
— Здравствуйте, товарищи! — вышел Фрунзе.
Машина шла медленно, говорили о Слащеве.
— Увидел, что Советскую власть не свалить, — сказал Фрунзе. — Не фанатик он, а очень практичный…
— И не опасается расплаты? — усомнился шофер.