Старался вспомнить все хорошее, что было на турецкой земле. Девочка-турчанка, дочка соседа, — длинные косы, пунцовые загорелые щеки. Он, мальчишка, был влюблен в нее и подходил к низкой ограде, чтобы увидеть, как спустится девочка по наружной лестнице и станет манить кур. Вспомнил старика турка, погонявшего осла, нагруженного корзинами яблок; старик взял одно и, что-то мурлыча, обеими руками подал: «Кушай, сладкое…» Соседка-турчанка, морщинистая, вся коричневая, приносила целебные отвары, когда болела мать Кемика. Но все это было до резни, не помешало резне… Возможно, увидев, познакомившись с турецкими делами, Фрунзе все-таки скажет с горечью: «Вы правы, уважаемый товарищ Кемик, пострадавший товарищ!»
Явились на память братья, живые, веселые… Кемик — на верхней полке — вдруг вздохнул и закашлялся. Ваня — с нижней — спросил:
— Задремал, парень?
— Ва-ан, ты мне брат, слушай…
И Кемик на своем языке спел песню о чужбине, потом по-русски пересказал горькие слова, содержание песни:
Недобра чужая сторона,
Нету мне покоя, нету сна,
Осень для меня не плодоносит,
Для меня весна не зелена.
— Опять переживаешь?
— Колотушка эта в груди как чужая, — сказал Кемик. — Хотя бы найти Маро. Пусть будет у меня хотя бы один родственник, пусть хоть крошка. Одно маковое зернышко.
— Приедем в Тифлис — осталась только тысяча верст — найдем, думаю. Должна быть жива. Непременно! И ты живи.
— Я живу. Но хочу понимать, не напрасно ли?
— С чего ж это может быть напрасно? Со мной ты, со всеми вместе. С Фрунзе!
— Но я не совсем могу понимать: еду на помощь тому, кто братьев моих…
— Это хорошо, что сам говоришь о себе: имею недопонимание…
— Признаюсь, имею колебание, — Кемик свесил с полки волосатую руку за пайкой хлеба на столике, взял, но есть раздумал, увлеченный своими воспоминаниями. — Вот бы ты когда-нибудь приехал к нам. Увидел бы, какой ласковый народ. Какая земля! В долине или на горе у Ноева ковчега. Ай, что это? Только камень? Э, нет! Сколько пахарей! Ходят послушные им волы. Сады есть. Девушки есть! В губы целуют… Где же они? За хребтами, Ваня, за скалами спрятались… Едешь, вдруг перед носом пепельные домики, в расщелине — деревня. На склоне одна, обошел холм — другая, мост, церковь…
— Каждая земля как хочет ложится.
Кулак Кемика то сжимался, то разжимался. Короткие пальцы стягивались, как лапа орла. Ваня сказал:
— Нравится мне ваш народ. Обязательно приеду. В мирное время.
— Земля наша нежная, как девушка. Ей тысячи и тысячи лет, седая от солей, бурая от крови, красная, как яблоко, но хлеб дает. Лаваш! Пожалуйста, стряхни золу с корки, кушай с луком, с чесноком, запей водой, молодым вином. Зайди в любой дом, садись на циновку, на тахту, слушай слово ласковое. Излечат тебя, горе снимут.