Ваня предложил Кемику не ныть, пусть лучше учит языку: как будет по-турецки «амбар», «шапка»?
— Так и будет — «амбар», «шапка».
— Верно?! Ну, а если серьезные, например, слова: «хлеб», «соль», «люблю»?
Кулага ежился: «Одни хорошие слова знает, дурачина! Хотя воевал, видел зло, на его глазах люди погибали». Кулага считал себя проницательным и теперь удивлялся, что тогда, когда беседовал в штабе с Ваней, не уловил его крайнего благодушия. Удивлялся, почему начальник школы именно Скородумова такого рекомендовал и почему Фрунзе оказался не против. «Мать честная, — думал Кулага. — Ведь все беды от благодушия. Прикрывает и подлость, даже дашнакскую… Ну их к черту, буду спать. Дураков день научит!»
Утром поезд затих в Петровске, чуть ли не на самом морском берегу. Вокзал шумел у гавани, пароходная пристань орала, работала. Небольшой этот русский город спускался со склона горы к бухте, порту и вокзалу, трудился. Шла погрузка, шла торговля, вагоны пахли сельдью, цистерны — нефтью. Высились резервуары, мягко ворчала нефть в нефтепроводах, в недавнем прошлом — Ахвердова и товарищества Русаковского. Грузовые телеги на резине петляли между молами и товарной станцией.
Кулага по хозяйственной своей привычке ходил, интересовался, что и куда везут, что и сколько покупают-продают, кое-что даже записывал, открыв на колене сумку… С паперти собора обозрел море с пароходами. Слева виднелись голые скаты горы, на них строения аула, а прямо перед глазами белели побитые стены населенной крепости. Ясно, что и среди людей аула того не было, чтобы еду — за пазуху, а дело — побоку.
Возвращаясь, Кулага на Приморском бульваре увидел Кемика, который нес тяжелый мешок, должно быть с продовольствием. Вот он, приустав, сел на скамью под голой акацией. Кулага подошел:
— Вы хотели что-то сказать мне?
Кемик осторожно прислонил мешок к спинке скамьи:
— Почему оскорбляете меня, товарищ Кулага? Почему обзываете, преследуете? Что такое?
Кулага тоже присел, разжег свою трубку:
— Я даю точную оценку вашим речам… Мы едем туда, где ваши речи…
Волнуясь, Кемик не находил подходящих слов:
— Почему не могу сказать? А? Почему?
— По существу, вы предлагаете повернуть наш поезд, прекратить поездку.
— Да?! — вскочил Кемик. — Что вы такое говорите! Что вы говорите! Ведь они, эти турецкие войска, вот сюда, почти до самого Петровска дошли. Вам мало?
Тут же Кемик сел, откинулся, набрал в грудь воздуха, заставил себя сказать тихо:
— Скородумов тоже не согласен со мной, но не оскорбляет.
Кулага, нагнувшись, с досадой плюнул между коленями: