Турецкий караван (Ильичёв) - страница 81

— Куда деваться от твоей доброты, мать честная! — проговорил Кулага. — За эту ничтожную услугу ты о меня потом сдерешь! Хитрый ярославский мужичок!

Ваня — серьезно:

— Без хитрости даже дурак не живет.

Станция за станцией. Пахнет степью. Земля вокруг сизая. Поезд прошел через тридцать небольших каменных мостов. На просторе Апшеронского полуострова грохотал ветер, несло густую пыль, плыл желтоватый воздух… Потом слева показалось море, а справа — ребристые нефтяные вышки. Запахло железом и гарью. Поезд подошел к Баку.

А небо над Азербайджаном стояло ясное, глубокое, ласковое. В Баку, может, и ждет Ваню письмо от Аннёнки — до востребования. Первым делом — на почту.

Фрунзе и Дежнов стояли у окна в салон-вагоне, уже одетые — один в шинели и в буденовке, другой в пальто и шляпе. Фрунзе оживленно говорил:

— Вот вам, Алексей Артурович, этот город ветров! Не обязательно в Тифлисе, я думаю, что уже в Баку мы услышим голос британского льва, узнаем, что он говорит о соглашении с Кемалем своей отнюдь не легкомысленной, а вполне расчетливой соседки.

— Вы оптимист… Откуда получим сведения?

— Ветром принесет! У Баку постоянная связь с Тифлисом.

— У меня предчувствие, готов поспорить — лев рычит и колотит хвостом, бешено ругается, — сказал Дежнов. — Весь вопрос — для вида или в самом деле огорчен.

— В Баку узнать бы, что сообщает из Турции азербайджанский посол Абилов. Остался ли на своем посту векиль иностранных дел Юсуф. Возможно, Абилов уже знает о тайнах соглашения Франклен-Буйона. И еще, Алексей Артурович, почувствовать бы, как бакинцы воспринимают сейчас Ангору, турецкое Национальное собрание. Ведь оно с Баку находилось в большем сближении, чем с Москвой. Несомненно, убийство Субхи, председателя ЦК турецкой компартии, а теперь вот соглашение с Францией воспринимаются бакинцами острее и, наверно, противоречиво. Ведь убийство связывают, как сообщается, с другим фактом — переходом на сторону врага вождя партизан, тоже будто бы коммуниста, в действительности лжекоммуниста Черкеса Эдхема.

Поезд прошел по Нобелевскому проспекту Черного, пропахшего нефтью, прокопченного города, где хлопья гари ложились даже на крылья птиц.

Громадный Баку весь в нефтяном деле. В пустынном Прикаспии он возник будто в одну ночь: днем лишь одинокий ханский дворец белел под синим небом, чернели два колодца с нефтью, ее черпали кожаными ведрами, а погас день, минула ночь, и на заре открылся этот рабочий город — мировые промыслы.

По праву труда ими овладели ныне сами рабочие — для Республики. Частных владельцев прогнали, но те — Манташев, Лианозов, Нобель — уже продали нефтяные бумаги американским и британским трестам — Рокфеллеру в «Стандард ойл», Детердингу в «Роял Деч Шелл». Под видом концессий взяли и резервуары Батума, куда текла нефть… Ради этого черного золота никаких денег не жаль. Покупают правительства, партии, эмигрантские общества, а там и просто банды. Кавказским слугам — мусаватистам разом выложили три миллиона триста тысяч франков: забирайте для нас этот Черный город!