С тех пор прошло много лет. Я променял ипотеку на учебный кредит, а дом с забором в модном стиле «ранчо» — на скромную студию. Успешно защитился, переехал в другой город, стал преподавателем в крупном университете, успел найти жену и развестись, влюбиться снова. Каждый сентябрь во время нашего первого занятия со студентами я смотрю на тех, с кем мне предстоит идти бок о бок долгих четыре года, и спрашиваю, еще до того, как представляюсь: вы живы?
Почти все они отвечают смущенными или глупыми смешками, улыбками, переглядками, закатыванием глаз, напускным равнодушием.
Но я не сержусь. Даже не смотрю на них со снисхождением.
Пройдет четыре года, и я спрошу у них снова. У них и у себя. И буду надеяться на честный ответ…
Что-то выдергивает меня из забытья. Облизываю сухие потрескавшиеся губы, но глаз не открываю.
— Служба спасения, служба спасения. Кто Вы? Назовите координаты. Служба спасения. Служба спасения. Вы живы?
Монотонно пищит датчик, отсчитывая пульс. Бабушке девяносто три года, и две недели назад она успешно перенесла операцию. Показатели постепенно приходят в норму (с поправкой на возраст и некоторые хронические болезни), но я вижу, что в ней нет былого задора. Она по-особенному тихая и кроткая. Ангелоподобная.
Я прихожу в больницу каждый вечер. Заступаю на вахту, как говорит мама. Мы с бабушкой ужинаем, а потом разговариваем, вспоминаем давно умершего деда, бывает, молчим. Я смотрю в окно, уже темнеет, и в глубине проема отражается старческое, похудевшее, усталое лицо. Сегодня в палате совсем тоскливо.
До конца времени посещений остается пятнадцать минут, и меня вдруг охватывает грусть, что нужно снова оставлять бабушку одну. Однажды я тоже лежал в больнице после сложного перелома, и, помнится, был крайне рад, когда посетители наконец уходили, оставляя после себя фрукты, свежие журналы и заказанные мной книги. Мне нравилось одиночество, точнее ощущение, что я был сам за себя. Сам общался с врачами, ходил на процедуры, выбирал, в какое время ложиться спать. Но двенадцать лет и девяносто три года — это камни разных пород и разной тяжести.
— Помнишь, мы однажды поехали с дедушкой в лес? И он все пугал меня, что за деревом прячется тролль? — вдруг улыбнувшись, спросил я.
Бабушка молча кивнула головой, и я неожиданно начал:
— В одной далекой стране, столь далекой, что мы никогда о ней даже не слышали, правили две великанши, и звали их Лючия и Тенебра.
Поля там терялись за горизонтом, а вершины деревьев — в небесах. На севере ее омывали океаны, а на юге изрезали горные хребты. И была Лючия жизнерадостной, энергичной и дружелюбной. Она любила вставать засветло и пробегать от самого выдающегося в водную гладь мыса до самой высокой горной вершины. Тенебра же была молчаливой, скрытной и строгой. Она редко появлялась на людях днем, но ночью в ее покоях всегда горел свет.