Стешка вышла на улицу с Дмитром. Возле калитки стояла Светлана и с надеждой спрашивала:
— Кому со мной по дороге?
Но Дмитро притворился, что не слышит. Он шел рядом со Стешкой, заложив руки в карманы своего кожаного пальто, и рассказывал анекдот. Юхим, надвинув шапку на самые глаза, молча плелся за ними. Возле криницы Стешка остановилась.
— Доброй ночи, — сказала Дмитру, — я сама дойду.
— Я провожу, Стешка.
— А я не боюсь. — Стешка помахала ему рукавичкой и ускорила шаг.
— Подумаешь, — сплюнул сквозь зубы Дмитро и возвратился назад.
Он догнал Галю возле самой хаты.
— Почему ты не обождала, Галя? — Расставив руки, Дмитро остановил девушку.
— А почему это я должна тебя ждать? — Галя обошла его и встала на порог.
— Я тебя целую неделю не видел…
— Не большая беда. — Галя открыла дверь в сени. — Иди куда шел.
— Я к тебе шел…
— Что, Стешка выгнала?
— Очень она мне нужна. — Дмитро зашел в сени. — Сама подозвала… Ты не сердись, Галя. В хату приглашай, что ли?
— Уходи отсюда.
— Да ты что? — Дмитро взял Галю за руки и притянул к себе.
— Пусти! — упиралась Галя; едкий запах мокрой кожи был сейчас особенно противным.
— Идем в хату, Галя… Я к тебе пришел…
В сени вдруг выбежал Васько — в коротких белых штанишках, босой.
— Пустите ее! — испуганно закричал он.
Галина схватила Васька на руки и, как маленького, понесла в хату, а потом вернулась в сени и закрыла двери на крючок.
— Чего он к тебе лез? — дрожа от холода, спросил Васько.
— Спи, Вася.
— Я ему дам, ты мне только скажи!..
— Хорошо, Вася.
— Тебя никто не будет обижать, пусть только я вырасту…
Сквозь сон Галина услышала, как кто-то ходил по подворью. Встала, подошла к окну. Неужели Дмитро? Нет. Шаги тяжелые, медлительные. Кто? Что-то положил под дверью. Высокий, в коротком кожухе. Сердце готово выскочить от страха. Что нужно этому человеку? Опять что-то несет… Глаза привыкли к темноте, и Галя узнала: это Поликарп Чугай. Неужели хочет хату поджечь? Нет. Как она могла подумать такое? Носит дрова… Да, да. Вот опять положил охапку. Тихо кладет, чтобы не разбудить. Спасибо вам, дядько Поликарп…
А Поликарп все носил и носил тяжелые скрюченные поленья, обмерзшие и скользкие. Еще три дня назад этот огромнейший пень, впившись узловатыми корнями в землю, пугал Поликарпа своим мертвым окаменелым величием. Это был, наверное, столетний клен. Когда-то он возвышался на опушке, гордый и могучий. Пень, наверное, до сих пор помнил, как хищно звенела пила, впиваясь в него, и как тяжело упал ствол и под ним загудела земля. Пень остался одиноким, порос от тоски зеленым мхом и начал гнить. И вот пришел человек с ломом, топором и лопатой. Пень цеплялся за землю каждым своим корнем, но наконец сдался. Он не сможет никогда стать ни мостком, ни высокой дверью, ни широким столом. Он мог еще только сгореть. Лучше вспыхнуть огнем, обогреть своей смертью людей и развеяться в высоком небе дымом, чем струхляветь в земле и расстелиться прахом под ногами.