. Многие лидеры стран по всему миру любят жестко говорить о вопросах национальной безопасности, однако мало кто из них предпочитает использовать на пресс-конференциях жаргон преступников. А Владимир Путин в 1999 году произнес свою знаменитую фразу о чеченских террористах «В туалете поймаем, мы и в сортире их замочим». Слово «мочить» существовало в криминальном жаргоне еще с 1920-х годов. А термин «мокрое дело» для обозначения убийства был принят на вооружение и в КГБ. Когда Путин — в то время еще премьер-министр, но уже очевидный наследник президента Бориса Ельцина — использовал такой лексикон, это не только подкрепляло его статус лидера, воспитанного по законам улицы, но и санкционировало использование подобного языка в обществе[694].
Впрочем, воровские словечки и повадки попадали в обычный мир и раньше. К примеру, в советском спецназе применялось особое испытание для новичков. На входе в барак стелилось белое полотенце, и тот, кто вытирал о него свою грязную обувь, считался опытным бойцом, а не новобранцем-неумехой[695]. Изначально с помощью такого испытания «блатные» в лагерях узнавали своих[696]. Но внезапно все это приобрело широкие масштабы. Политики и комментаторы принялись говорить о «разборках» (жестоком сведении счетов) и «сходках» (собраниях), о «крышах», о «заказах» на убийства и о том, сколько «лимонов» (миллионов рублей) могли стоить подобные «заказы». Казалось, что не только бандиты, но и все россияне должны были теперь жить «по понятиям» — иными словами, признавать не только формальные, но и неписаные кодексы и иерархии.
Удивительно, но в этой ситуации можно увидеть странную иронию. Феня, когда-то бывшая знаком сознательного отчуждения от остального общества, все чаще обществом принимается. Язык «воров» победно вошел в общий лексикон. Вероятно, это можно считать своеобразной победой общества. Хотя выражения из криминального языка постоянно появлялись в молодежном и контркультурном жаргоне, это скорее можно считать временным явлением — популярные сегодня словечки завтра уже станут анахронизмом. Слова типа «пахан» для обозначения отца и «доходяга» для человека худощавого телосложения пришли и ушли. Но нынешнее пришествие криминального жаргона в обычный язык обещает быть более долговечным.
Старым ворам здесь не место?
В наши дни настоящих воров уже не осталось. Все продается, и все решают деньги.
Евгений, вор-рецидивист[697]
Остается важный вопрос: насколько глубоко все это повлияло на российское население и политическую культуру страны? Очевидно, что этот процесс развивается в двух направлениях. Общество приняло криминальный жаргон не только потому, что его членам хотелось нарушить многолетнее табу официального лексикона, или потому, что оно хотело последовать примеру Путина. Происходившее отражало фундаментальный процесс криминализации политики и повседневной жизни. Был необходим новый способ описания «быта», то есть повседневной жизни, мира, в котором лояльность клану, безжалостная конкуренция и неприкрытая эксплуатация были в порядке вещей