Гранатовый дом (Лобусова) - страница 6

— Поговорить с очевидцами, — поморщился Сергей, вспоминая редактора.

— Дрянь вино, — процедил сквозь зубы Артур, тоже наливая себе.

— Да при чем тут вино! Меня от всех них тошнит! — хмыкнул Аджанов допивая второй стакан.

— Слушай, есть тут один человек… Чистильщик обуви, — вдруг раздался голос из темноты. Это был кто-то из его случайных приятелей. — Поговори с ним. На хороший сценарий хватит. Но… если не боишься, конечно.

— А чего тут бояться? — не понял Аджанов.

— Ну ты поговори, сам все узнаешь…

Окна были распахнуты, но его все равно не покидало ощущение духоты. Тяжелая, твердая влажная подушка забивала ноздри. Похоже, вечером несколько часов шел дождь. Сергей не знал. Он не понимал, где находится и сколько еще здесь ему находиться.

Но дождь вполне мог пройти, потому что душное облако мокрой тряпкой прижималось к его лицу, застревая солевой коркой, высыхающей на губах.

В общежитии снова гуляли до самого утра. Какие-то люди забились в его комнату. Спал ли он на своей кровати, да и где была его кровать? Это не имело никакого значения, если он не знал главного: где тот мир, в котором он находится?

Сергей сполз вниз, больно ударился о пол, потирая руку, перешагнул через какие-то тела и добрался до двери. Распахнул ее. В глаза сразу же бросился серо-белый казенный коридор с тусклой лампочкой, оплетенной проволокой, всегда напоминающей ему розу за решеткой.

«Это концлагерь», — подумал он в самый первый раз, когда очутился здесь, и потрогал проволочную сетку рукой. Мысль так и пульсировала в нем: это концлагерь, и он умрет от высокого напряжения. Ведь проволока — это тот враждебный крюк, который зацепит его здесь. А потом прибьет к стене, словно залетевшую на свет бабочку.

Именно для этого нужны были люди вокруг, очень много, бесконечно много людей — чтобы не дать себе зацепиться за проволочный каркас. Ведь ничего, кроме чужих, безразличных тел, не могло спасти от этого света.

Он задыхался. Ноздри, рот, горло были забиты ватой из липкого стекла, воздушной прослойкой, впитавшей в себя все запахи: кисловатого вина, черствого, вчерашнего хлеба, водопроводной воды и запах нескáзанных слов, тех самых, которые он мог произнести, но так и не сделал этого… У слов, конечно же, был самый страшный запах. От него кружилась голова.

С интересом он вдруг задумался: а ел ли он что-нибудь со вчерашнего дня? Не вспомнил… Впрочем, это было уже не важно.

Снова переступив через какое-то тело, застрявшее на самом пороге двери, Аджанов вышел в коридор. Свет здесь был совсем тусклым. Рывок, и руки его уперлись в холодный остов стены — он почему-то пошатнулся и едва устоял на ногах.