И, невзирая на всю силу и могущество колдуна, еды шакалам досталось совсем немного.
Пустыня — это очень большое, очень пустое место, и странники здесь встречаются нечасто.
Обглоданные кости ибн Малика долго сохли и белели на солнце. Его накидка давно рассыпалась в прах. Рядом на боку лежал медный кувшин. Его покрывал легкий слой пыли, но медь по-прежнему блестела под солнцем. Редкие животные нюхали его, а потом осторожно отходили.
В больших и далеких городах калифы боролись за власть. То одни, то другие, воины ненадолго заполоняли пустыню и, не оставив по себе почти никакой памяти, исчезали неизвестно куда.
Однажды, когда уже давным-давно исчезли с земли последние следы колдуна ибн Малика, передовой разведчик каравана остановился у одинокой скалы, чтобы справить малую нужду. Его караван уже двадцать дней как вышел из Рамади и направлялся в аш-Шам. Всадника послали вперед убедиться, что никакие сюрпризы, разбойники или вымогатели не подстерегают купцов по дороге. Он сделал хороший глоток воды из кожаного бурдюка и уже собирался сесть на лошадь, когда заметил, что в песке что-то сверкнуло.
В небольшом углублении лежал медный кувшин, полузанесенный песком и сором.
Разведчик поднял его и стряхнул пыль. Кувшин был солидным и красивым, и его украшал необычный орнамент. Скорее всего, его потерял кто-то из проходившего здесь раньше каравана. Такой кувшин наверняка понравился бы его матери. Он сунул его в седельную сумку и поскакал дальше.
Долгие годы кувшин переходил из рук в руки: от сына к матери, потом к племяннице, потом к дочери или невестке. В нем хранили масло или благовония, или просто держали для красоты. Со временем на боках кувшина образовалось несколько небольших вмятин, но серьезно поврежден он никогда не был, даже когда, казалось, этого не избежать. Иногда кто-нибудь из его владельцев вроде бы замечал, что кувшин всегда кажется на ощупь теплым, но вскоре он забывал об этом, как обычно и бывает с бесполезными наблюдениями. Так сосуд и передавался из поколения в поколение, пока наконец не оказался в багаже молодой женщины, направляющейся из Бейрута в Нью-Йорк, — ей кувшин на память подарила мать.
А что же ибн Малик?
«Отныне ты неразрывно связан со мной: огонь с огнем, душа с душой, и эта связь запечатана кровью, и так будет всегда, до тех пор, покуда ты жив».
Колдун был хитер и коварен в жизни, а в смерти он перехитрил самого себя. Они и правда были связаны: душа с душой, пока Джинн жив, а вот он, Джинн, сидит в кувшине, проживая тысячелетие за один нескончаемый миг.