– Ты потерял себя в пучине дум твоих. Грех твой в том, что не усмирил ты себя, поддавшись искушению дьявола…
Владимир невольно подумал о матери и содрогнулся – вот его искуситель! Неужто сам дьявол говорил устами матери, испытывая его. И он не выдержал, поддался!
– Но грех сей невелик, – успокоил его Герман. – Покайся!
Владимир отвел глаза и вздохнул. На щеках его, покрытых светлой бородкой, заходили желваки. Герман испытующе глядел на него своими мудрыми, глубокими глазами так, что зрачки его забегали из стороны в сторону.
– Ты по-прежнему желаешь власти, – заключил он, – так зачем ты пришел ко мне?
– Худо мне, – стиснув зубы, отвечал князь и положил руку на свою высоко вздымающуюся крепкую грудь, словно ее сдавила истома.
– Склонись! – повелел архимандрит строго, и князь, повинуясь, упал перед ним на колени, закрыв глаза. Герман, читая молитвы, положил свою левую руку ему на голову, правой осенял крестом.
– Молись, княже, молись о смирении. – Голос его донесся будто с самых небес, – и помни, что вся власть от Бога! Праведен будь и не твори зла, не проливай понапрасну крови христианской, ибо кровь та будет на тебе, а врагов русичам хватает, так с ними борись, а не противься государеву приказу. Иди же теперь, князь Старицкий, и будь покоен, ибо Господь с тобой…
Владимир покидал монастырь с мыслью о том, что все наконец встало на свои места. Он поднял свои глаза к небу и, сощурившись, улыбнулся – выглянуло солнце, и серое мартовское небо стало вдруг ярко-голубым.
А на следующий день вновь прибыли послы из Москвы. И во главе их был не кто иной, как Дмитрий Федорович Палецкий! Грузный боярин слез с коня, ему подали грамоту с царской печатью. Послов тут же приняли в небольшой сводчатой горнице, в которую через небольшие окна с трудом пробивался дневной свет. Ефросинья сидела в высоком кресле, презрительно глядя на пришедших, Владимир стоял подле нее, высокий, нарядный, статный.
Палецкий старался не глядеть на Владимира, держа в руках грамоту, поклонился.
– Снова прислали нас сюда с требованием, дабы князь Старицкий Владимир Андреевич подписал крестоприводную запись, тем самым признавая единственным государем Димитрия Иоанновича. При этом Владимир, наряду с другими доверенными государю нашему Иоанну Васильевичу, будет состоять в опекунском совете во время малолетства Димитрия вплоть до его совершеннолетия.
«Какой же ты мерзкий гад, – думал Владимир, глядя на Палецкого, – еще вчера присылал зятя своего, помочь хотел на московский стол сесть, несмотря на присягу, теперь же осмелился приехать сам, просить ее!»