Он потянулся к поясу, но не обнаружил своего клинка. Где он? А туман плотен настолько, что не видно собственных рук. Греби, хлопче, греби сильнее. Шум крыльев преследователя резко утонул во мраке. Он подлетел к большому дубу и опустился на самую высокую ветку, чтобы иметь возможность смотреть далеко по сторонам.
Вынул из тумана собственную руку и чуть не закричал. Это была не его рука, а мохнатая волчья лапа со стальными лезвиями длинных когтей. Изогнутые когти сверкали перед глазами, то медленно сжимаясь, то разжимаясь.
Недалеко от Покровской горы заржал белый конь. Он не видел животное, но точно знал, что он белый и что конь, и не просто, а пятилетний жеребец. Неведомая сила заставила оттолкнуться от ветки и полететь на голос коня. Он тоже белый, как и я. Как иней. Как туман.
Пред взором открылась изба с черной отдушиной и полуоблезлой крышей, потом небольшой участок земли, огороженный жердями. Толкнул грудью прямо в жердь, та без звука развалилась на две части. Обогнул избу, ища глазами белого коня. Вот он. Каков красавец! Затем резкий удар лапой по пульсирующему горлу. Кусок вырванной плоти в сжатых когтях – ни брызнувшей крови, ни тепла еще живого мяса. Отбросил в сторону. Взметнулся на самый конек крыши. И вот он. Летит, хлопая огромными, как сама ночь, крылами. Принять бой здесь или снова попытаться убежать? Такого в бою не одолеть. Значит, бежать. Неожиданно из чащи леса раздался протяжный волчий вой. Его преследователь затормозил крыльями прямо в воздухе и развернулся на звук. На мгновение завис на месте, а потом резко рванул в сторону леса.
Быстрее за ним. Это кричала она – его жена, его плоть, его душа. Когда-то он сам научил ее этому. Но палач не знает, что воет не волк, а увидев ее, никогда не простит ей и мне ее красоты…
А этот еще откуда здесь?
На пути выросло лицо, напрочь поросшее лохматыми бровями. Рот раскрылся и запел не то быль, не то сказ; гусли серебрились струнами в корявых, как у хищника, пальцах.
…Он первое ученье – ей руку отсек,
Сам приговаривает:
«Эта мне рука не надобна,
Трепала она Змея Горынчища!»
А второе ученье – ноги ей отсек:
«А и эта-де нога мне не надобна,
Оплеталася со Змеем Горынчищем!»
А третье ученье – губы ей обрезал и с носом прочь:
«А и эти губы не надобны мне,
Целовали они Змея Горынчища!»
Четвертое ученье – голову ей отсек и с языком прочь:
«А и эта голова не надобна мне,
И этот язык не надобен,
Знал он дела еретические!»
…А и здравствовать тебе долго, гой еси, добрый молодец.
И потом смех из перекошенного рта, прямо из повыбитых передних зубов.