Мцена сидел, прислонившись к сутулой березе, и смотрел на медленное течение потемневшего от холодов Днепра. Снег уже лежал беспорядочными клочьями на земле, и с каждым днем клочья становились все больше, притягиваясь друг к другу. В кронах облысевших деревьев появились снежные шапки. Такие же шапки росли на зубцах Смоленского кремля. А в поле гуляли редкие опавшие листья, подставляя ветру дряхлеющие паруса.
Наступило время тишины. Умолкла канонада пушек и аркебуз, перестала звенеть сталь, по ночам не будоражили сердце истошные крики раненых. Хотя, казалось бы, что может заставить волноваться палача, как не собственная безжалостная кровь? Но Мцена, при всех особенностях своей профессии, постоянно вынужден был гнать от себя такое чувство, как сострадание. По-своему. Для этого он уходил подальше от людских глаз и смотрел на природу, учась у нее твердости в выбранном пути.
Он закусил горьковатую веточку и хотел уже было подняться и идти в лагерь, как вдруг из-за поворота показались две черные точки. Два маленьких предмета возвышались над водой, неумолимо приближаясь. Мцена пригляделся.
Появилось расплывчатое пятно, которое по мере приближения становилось крестьянским зипуном, а две черные точки – это носки пары набухших сапог.
Мцена рванул из-за плеча цвайхандер и одним махом срубил приличный сук. Скинул одежду, вошел в воду и зацепил тело. Длинные волосы утопленника метнулись в сторону и потянулись коричневым шлейфом.
Подхватив под плечи, Мцена вытащил тело из воды и приложил ухо к груди. Редкие удары сердца дошли до его уха. Несколько долгих минут палач бился за жизнь человека, то быстро давя ладонями на грудь, то, приподняв ноги, заставлял их гнуться в коленях, то, повернув к себе спиной, крепко обхватывал тело, держа его вниз головой.
Наконец в груди у утопленника забулькало, и пошла рвота, выворачивая нутро. Грязно-коричневая вода, водоросли, остатки пищи – все это потекло наружу.
Мцена тяжело выдохнул и без сил опустился рядом со спасенным человеком.
– Э-э-э… – синие губы утопленца зашевелились.
– Говори, но тихо! – Мцена вытряхнул человека из сырой одежды. Он уже решил, что для начала допросит его сам, а только потом отведет в лагерь и отдаст в руки Друджи Сосновскому. – Лежи на боку, а я покамест соберу хвороста на огонь.