Беру одну его руку, провожу по ладони.
-- Чувствуешь меня?
-- Ну, если специально об этом думаю, то да.
Н-да, с их регенерацией можно считать, что этим шрамам все тридцать лет, заживает-то всё в два-три раза быстрее, уже даже болевых ощущений не осталось, как окаменели.
-- Тем более надо мазать, -- говорю. -- Тебе же так неудобно!
Он смеётся, дескать, неудобство - последняя из его проблем. Ну-ну. Руки вообще выглядят страшновато: вся ладонь искорёжена, пальцы неровные.
-- Можно спросить, что с тобой случилось? -- говорю осторожно и быстро добавляю: -- Если не хочешь, можешь не отвечать.
Пожимает плечами, дескать, почему нет.
-- Граната в руках рванула. Малого радиуса, а то бы не выжил, но...
Да уж, удивительно, как выжил-то. Сжимаю его ладонь крепко в знак сочувствия.
-- Я сделаю всё, что могу, -- говорю убедительно. -- А теперь давай снимай свитер.
Как я и ожидала, это не так просто. Тут вам и ужас в глазах, и кровь к лицу приливает, и всякое бормотание про то, что он обойдётся, да это не важно, он сам, и вообще под одеждой не видно...
-- Азамат, -- говорю серьёзно. -- Давай-ка по-хорошему, а то я тебя усыплю и всё равно сделаю по-своему.
Идея разделить судьбу Алтонгирела ему не шибко нравится, так что он всё-таки неохотно, медленно стаскивает свитер.
Боже, что там творится. Вся грудь разворочена -- ну, этого я ожидала. Но оно всё воспалённое, шелушится... мать моя женщина.
-- Тебе, -- говорю, -- точно не больно?
Азамат, отвернувшись как можно дальше в сторону, цедит сквозь зубы:
-- Нет.
-- И давно покраснение?
Не могло же у него пятнадцать лет воспаление не прекращаться!
-- Пару недель... это периодически случается.
В этот момент пищит анализатор, и мы оба подскакиваем. Тест отрицателен на все венерические, зато кровь радостно рассказывает мне всё про воспаление на груди. Наконец-то нашёлся благодарный слушатель!
Ладно, цикатравин бактерицидный, хотя антибиотиков кто-то сейчас получит прямо внутривенно.
Азамат настолько удивляется тому, что я его снова колю, что даже поворачивается.
-- Зачем?..
-- Маленькие гады жрут тебя изнутри, -- говорю доходчиво. -- Их надо отравить.
Он так бледнеет, что мне становится смешно. Слегка обнимаю его за плечо, целую в нос и в висок.
-- Не бойся, -- говорю, -- я с ними справлюсь. Только пожалуйста, пожалуйста всегда говори мне, если с тобой что-то не так.
Он кивает, и я перехожу к лечению. Похоже, сюда-то и пришёлся основной удар от взрыва, а то, что на лице -- это уже периферия. Мой аппаратик для просвечивания нутра показывает, что все рёбра срослись, хотя и криво. Вообще, похоже, регенерация у этих ребят идёт быстро, но как попало. Может быть, при более медленном зарастании шрамы были бы меньше. Но тогда бы он не выжил, наверное.