— Судя по всему, верить ей сложно, но ведь можно спросить на всякий случай. Она, кажется, постоянно обитает на вокзале… Кстати, почему ты не позвонила подруге?
— Я попробовала. Из Лариного кабинета. Телефон отключен, банковский хлыщ не соврал. Поверить не могу, что единственный человек, которому я доверяла, предал меня. От Натуси и Димы все узнали, что я якобы уехала. Меня не пробовали искать. Никто не написал заявления в полицию, никто не…
Инна не смогла закончить. Усталость навалилась внезапно: может, это была защитная реакция, поскольку говорить о Натусе было тяжело.
Инна подумала, что ей хочется лечь, проспать часов двадцать и проснуться в своей квартире. Но коль уж это невозможно, то хоть заснуть в нормальной постели, а не в каморке для швабр.
— Мне нужно поспать. Извини, — пробормотала она, обрывая разговор. — Давай отложим беседы до завтра.
Володя не стал возражать. Убрал со стола, вымыл посуду, когда Инна уже крепко спала. Но назавтра продолжить разговор не получилось.
Инной овладела апатия, а точнее — навалилась настоящая депрессия.
С утра, проснувшись, она еще оказалась способна делать что-то: перебрала свои вещи — осколки прошлой жизни. Но хватило ее лишь на то, чтобы переложить одежду и обувь в шкаф да отнести в ванную зубную щетку. Косметичку, парфюм, сувениры и прочие мелочи, до которых теперь ей не было никакого дела, Инна просто высыпала в выдвижные ящики, как яблоки из пакета. Книги так и оставила в коробке, задвинула в угол.
А после улеглась в кровать и снова заснула.
Она заперлась в комнате, выходя только в ванную и на кухню — попить воды. Есть не хотелось, не хотелось вообще ничего.
Володя подходил к двери, спрашивал о чем-то, что-то говорил, она мычала в ответ нечто невразумительное, не пытаясь вникнуть в смысл. В голове было пусто и звонко, даже сожаление куда-то подевалось, даже мысли о потерянном благополучии не беспокоили.
Если бы можно было просто взять и умереть, Инна бы согласилась, не раздумывая. Поднявшись с кровати в очередной раз и наведавшись в ванную, она вернулась в комнату и обнаружила Володю, сидящего на диване. Сам диван был собран, подушка и одеяло, по-видимому, лежали в ящике для белья.
— Ты третий день валяешься и ничего не ешь, — сказал он, предваряя ее вопросы. — Хочешь себя в гроб загнать?
— Ошибочка, — равнодушно проговорила Инна. — Я ничего не хочу, даже этого. Пусть оно само. Зачем ты собрал диван? Мне нужно прилечь.
— Черта с два ты ляжешь. Мать говорила, тут такая дамочка живет, палец в рот не клади — по локоть откусит. Такой запал, такая хватка! Куда ты ее дела, ту дамочку? Сидишь, сопли на кулак наматываешь, как…