— Вины за собой не чую. Где сидеть мне указано?
— Пошли. Тут новый сруб поставили. Обновишь.
— С печкой?
— Печки нет, но зато без блох, без тараканов. Да и не больно холодно пока. Эй! — крикнул пан полковник жолнерам. — Соломы свежей принесите. Побольше! Ты небось не обедал?
— Едва коня успел продать.
— Вот и славно! Пообедаем вместе… У тебя.
— В Чигирине?
— Зачем в Чигирине? Здесь и пообедаем.
Пан Кричевский, кликнув джуру, стал ему наказывать, какой еды принести, какого питья.
Новая тюремная изба была просторная и даже не очень темная. Четыре узких — руку не просунуть — оконца под потолком, а до потолка два человечьих роста.
В углу солома. Лавки вдоль стен.
— Стола нет! По-татарски придется, — сказал пан Кричевский, ожидая, когда джура разложит на скатерти еду. — А теперь ступайте все прочь, я сам буду охранять пана Хмельницкого.
Первым сел на пол, сложив ноги калачом.
— Садись, Хмель! С новосельем!
Выпили.
Богдан, выжидающе поглядывая на кума, закусывал корочкой хлеба.
— Плохи дела, — признался Кричевский. — О твоих речах в Роще доложено Конецпольскому. Доложил есаул Роман Пешта. Конецпольский сам твоего дела решать не станет, а к Потоцкому пошлет.
— Пешта! — встрепенулся Богдан. — То-то все ему не терпелось, подначивал меня разговоры начинать.
— Теперь дело не в том. Думай, как перед Шембергом будешь выкручиваться. Потоцкий на расправу скор.
— Спасибо, кум.
— За что? За то, что в тюрьму упек? Ты, не лукавя, скажи мне: всерьез затеваешь карусель? Роман брехал, будто татар хочешь звать.
— Верно брехал.
— Тогда дело и впрямь серьезное. В Чигирин я сообщу твоим казакам, чтоб ко всему готовы были.
— Тимоша надо предупредить.
— За Тимошем я послал.
— Его тоже в тюрьму? — быстро спросил Богдан. — Ты что же, знаешь, где он?
Тимоша Богдан отправил в Переяслав с сестрицами и меньшим братишкой Юрко.
— Кум! Недоверчивый ты человек! Где Тимош, хорошие люди сказали. А позвал его в Чигирин, чтоб в случае нужды бежать вам было сподручней, чтоб потом не искали друг друга. Ты, кум, спасибо мне скажи, что я тебя в Бужине арестовал, перехватил у Чаплинского.
8
Пан Шемберг приехал в крыловскую тюрьму в первый день декабря.
— Мне понятны причины, подвигнувшие тебя, пан Хмельницкий, на выражение недовольства, но чтобы ты — один из умнейших людей среди казачества — затеял нелепый, заранее обреченный на провал бунт? Это я понимать отказываюсь.
Пан Шемберг был, по обыкновению, серьезен и мрачен. Хмельницкому он говорил «ты». Они водили знакомство с тех еще времен, когда Хмельницкий занимал должность генерального войскового писаря. Приезжая в Чигирин, Шемберг останавливался в Суботове.