Идти решили на ночь глядя. Уложили детей спать, сами легли. Столько было пережито за несколько часов, что уснули, с бока на бок не ворочаясь.
В путь тронулись под вечер. Солнце еще не зашло, но уже недолго ему было по небу ходить.
На дорогу выбраться поостереглись. Пошли краем леса. Шли, по сторонам поглядывая, с остановками. Слушали — не скачут ли?
Дорога спустилась в балочку, тут и лес кончился. Делать нечего, пошли по открытому месту, солнце, на их счастье, зашло, и, опять же, на счастье, темнело не скоро. Май!
Вышли они из балочки на гору — телега. Их телега. Их кони бродят. Пан Мыльский подбежал к телеге да и отпрянул.
— Не пускайте сюда детишек, — сказал женщинам. — А ты, старик, иди ко мне. Поможешь.
В телеге лежал изрубленный саблями шляхтич. Тут же и дочь его. Надругались над девой да и зарезали.
А лошадей не взяли. Обрубили сбрую, чтоб гуляли кони на свободе, — и были таковы.
Пока старик копал ножом землю, Павел связал упряжь. Запряг лошадей, почистил от крови телегу. Пистолет нашел. Старый шляхтич и пальнуть на прощанье не осмелился. А то и не успел.
Кое-как похоронили коварных спутников своих, поехали.
— Господи! — сказала пани Мыльская. — Может, они смертью своей нас уберегли.
5
Хмельницкий уехал в Лебединский лес, на пасеку. Эта земля, с лесом и пасекой, была отписана на его имя. Он уехал из Чигирина с Еленой Чаплинской, с джурами и с гадалкой Марушей, чтоб хоть на день отойти от прорвы дел, оглянуться назад и поискать дорогу, по которой идти дальше.
Пасечник, старый казак Кайдан, был рабом у прежнего владельца пасеки. Шляхтич спас Кайдана от виселицы, обязав на вечную службу.
— Пасеку мне отдали, — сказал Богдан старику. — Ты ныне вольный человек. Хочешь, здесь живи, работай по-прежнему, хочешь — ступай себе на все четыре стороны.
— Пчела жалит, но с ней покойней, чем с людьми, — ответил гетману Кайдан. — Здесь останусь.
Угостил нового хозяина и всех прибывших с ним ставленым крепчайшим медом.
Едва хмель бросился в голову, Богдан глянул в черные омуты Марушиных глаз.
— Погадай нам, — сказал, обнимая Елену.
Маруша была молода и хороша собой. С Еленой — день и ночь. Елена — птица, Маруша — соболиной стати.
Блеснула глазами и, ничего не сказав гетману в ответ, выскользнула из хаты вон.
— Зачем нам свадьба? — сказала Елена, разглаживая Богдану морщины у глаз.
— Я — гетман. Я должен по закону жить!
— Какой же тут закон? Я — соломенная вдова. Не разведенная, не брошенная…
— Брошенная! — сверкнул глазами гетман. — Казакам на забаву брошенная.
— Да разве попы согласятся обвенчать нас? Я — католичка.