Самый прыткий скакал с саблей наголо. Пани Мыльская выстрелила, сабля, как рыбка, плеснула серебром в воздухе, а казак схватился за руку и проскакал мимо.
Остальные, сдерживая лошадей, близко не подъезжали.
Повозка рванулась, трое погнались, но не затем, чтобы догнать, а себе в утешение.
— Ушли! — весело кричал пан Мыльский. — Ай да мама у меня!
Пани Мыльская, деловито перезаряжая пистолет, сказала:
— Сдается мне, ружей у них не было.
Версты через три свернули в лес. Лошадей не распрягали, дали им несколько охапок травы, а сами развели костерок, сварить похлебку.
Старик только теперь, в лесной тишине, испугался наконец за жизнь внуков, дочери и за самого себя. Он молился вслух, откидываясь телом назад, словно его било волнами.
— Боже любвеобильный, пребывающий в высотах! — тянул он молитву. — Дай обрести блаженное упокоение под крылами Шехины на лестнице святых и пречистых, сиянием небесным сияющих, душе Уриеля, отошедшего в вечность, ради обета благостыни, изреченного при помине души его. В саду Эдема да будет упокой его…
— Прекрати, отец! — рассердилась еврейка-мать. — Что ты по себе читаешь упокойную молитву?
— Кто же по мне прочитает ее в другой раз?
— Возьми-ка лучше свою внучку, я помогу людям, которых нам послал Бог.
Она подошла к пани Мыльской и попросила разрешения заняться стряпней.
— Уж не знаю, полезет ли мне в горло кусок! — опять взвился шляхтич.
Павел Мыльский достал из телеги бочонок с водой, налил воды в котел.
— Нельзя ли немного воды для детей? — спросила еврейка-мать.
— Конечно, возьмите, только не лейте воду зря. Пойду поищу источник. Надо бы лошадей напоить.
Он взял два пистолета, походную сулею и пошел в лес.
Пани Мыльская легла на кунтуш сына в тени, задремала.
Старый шляхтич ломал для костра дрова, его дочь вместе с детьми рвала траву лошадям.
Шляхтич подошел к ним, забрал траву и шепнул дочери:
— Ступай и сядь в телегу.
Она подняла на отца испуганные глаза и отрицательно покачала головой. Тогда он схватил ее за руку и толкнул к телеге.
— Пани! — отчаянно закричала еврейка-мать.
Пани Мыльская проснулась, услышала треск отъезжающей телеги, схватилась за пистолеты, но увидала, что поздно.
Скоро вернулся Павел.
— Нашел чистую, как небо, криницу! — радостно сообщил он и — увидал беду. — Я догоню его!
— Не догонишь, — сказала пани Мыльская. — Садись ешь. Мы и пешком дойдем. Ведь все равно идти нам некуда.
— Пойдемте в Краков, — предложила еврейка-мать. — У нас там много родственников. Вас не оставят в беде.
— В Краков так в Краков! — засмеялся невесело Павел. — Только до Кракова-то, как до Бога.