— Резерв Вишневецкий держит?
— Держит.
— Вот и мы постоим.
Казаки бросали на своего полковника осуждающие взгляды: бывают же люди — родного сына не жалко.
Утром князю Вишневецкому доложили: табор казаков соединился в степи с большим отрядом.
Теперь Вишневецкому пришлось ломать голову, почему казаки не ударили ему в спину. Может, ждали, когда в бой вступят резервы, чтобы устроить сокрушительный и непоправимый разгром?
— Отступать! — приказал князь Иеремия.
И казаки отобедали в Махновке.
3
В Грицеве пропыленному, обожженному зноем войску Вишневецкий устроил банный день.
Сам он вымылся еще до обеда и теперь лежал на турецком диване в затененной просторной комнате, которая привлекла его прохладой и отсутствием звуков. Изнутри комната была отделана мореным дубом и напоминала князю его апартаменты в Лубнах.
Ничего не хотелось: ни видеть, ни слышать, ни думать.
Но не думать человеку не дано.
«Какой я маленький!» — удивлялся князь Иеремия, лениво обводя взглядом высокий черный потолок, темные стены и невероятных размеров диван.
Неслышно отворилась дверь. Пан Машкевич, поклонясь, смущенно сказал:
— Ваша милость, его милость пан Тышкевич просит отобедать с ним.
— Скажите его милости, что вы искали и не сыскали мою милость.
Встретиться теперь с Тышкевичем было для князя Иеремии все равно что отхлестать себя розгой. Утром пришло известие: Кривонос уничтожил в Бердичеве все костелы, разорил Быстрик, забрал там двадцать пушек и теперь идет к Попонному.
Полонное принадлежало краковскому воеводе Любомирскому. Это была очень сильная крепость, сильнее Львова. Двойные стены, множество башен, несколько десятков пушек. Потерять Полонное — лишиться всей Волыни.
— Господи! Дай же мне пробудиться от страшного сна!
Помышлял быть героем… В чем же дело? Будь им! Спасай! Да только вот жолнеры ненадежны, а города, которые надо спасать, желают отворить ворота твоему врагу, а тебя самого схватить и повесить на воротах вниз головой. Попробовал представить себе, как это — висеть вниз головой, и не смог представить.
Подошел к окну, приоткрыл штору.
По лужайке, в разорванной от плеча до пояса сорочке, бежала девушка, всклоченная, взмокшая, испуганная. Она оглядывалась через плечо на преследователя и не увидела, что навстречу ей бежит еще один жолнер.
— Это уже слишком! — князь нахмурился, но не позвонил и не отпустил шторы.
Девушка, бежавшая по лужайке, увидала наконец, что попала в западню, ноги у нее подкосились. Упала, покатилась по земле, забилась, закричала, и тут на нее кинулись преследователи.
Князь отошел от окна, сел на диван, забился в угол.