В семь часов вдали, в посветлевшей восточной стороне горизонта, показались девять силуэтов больших, судя по всему, военных кораблей, явно направлявшихся в нашу сторону. Командира разбудили, и нам стало даже радостно, как спокойно и весело он сказал: «Ну-с, господа, кто старое помянет… Давайте к делу. Работенка та еще будет!» Пробили тревогу, адмирал приказал броненосцам через четверть часа иметь 14 узлов, крейсера двинулись к транспортам, и только «Изумруд» наш, набирая ход, побежал навстречу неизвестным…
Владивосток.
24 августа 1904 года
Руднев окончательно позабыл о том, что такое восьмичасовой сон. В очередной вечер, когда он, борясь со слипающимися глазами, пытался написать очередной грозный приказ начальнику порта, в дверь его кабинета как-то особенно суматошно постучали.
– Ну, что там еще стряслось, господи? – вскакивающий из положения «задремал сидя» адмирал опрокинул на так и не дописанный документ чернильницу.
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, не то чтоб стряслось… Только тут вот, к вам… По личному делу, – донесся из-за двери странно нерешительный голос ординарца.
– По какому еще, на хрен, личному делу? Какие у меня могут быть личные дела, если я уже третий месяц не могу найти времени даже к мадам Жужу сходить? Ну, кого там еще принесло на мою голову?
– Папа?.. – раздался из-за двери неуверенный ломающийся юношеский баритон.
– Коля? – ноги несгибаемого адмирала, грозы японцев, гешефтмейкеров и дам полусвета подкосились. И он плюхнулся на стул, окунув оба обшлага мундира в лужу чернил на столе.
Петровича конкретно колбасило. Он тупо не мог понять своих чувств к появившемуся в дверном проеме юноше. Он никогда не питал теплых чувств к недорослям, но… – он его ЛЮБИЛ! Ведь это был ЕГО сын… Но у него никогда не было детей…
Однако он прекрасно помнил, как, вернувшись из похода на «Адмирале Корнилове», в первый раз держал на руках маленькое теплое тельце, уютно посапывающее во сне…
Он никогда не видел этого пацана! Но память Руднева услужливо подкидывала все новые воспоминания – вот маленький, но упорный пацанчик ковыляет на нетвердых ногах по паркету. А он вырвался домой, к нему, оставив на время зимы хлопотный пост старшего офицера на вмерзшем в лед «Гангуте». Вот уже крепкий, пятилетний увалень перебирает привезенные ему отцом из плавания по Средиземке на «Николае Первом» сувениры…
И теперь он, никогда не мечтавший о том, чтобы завести своих детей, паниковал от острого приступа отцовской гордости. В Корпусе его сын пятый на курсе!
А что он тут, во Владивостоке, делает? Или…