— Сожгите, — приказала женщина.
— Да там нет ничего секретного, — пытался отшутиться Сафин, но чеченка не приняла его манеру общения.
— Сожгите, таков порядок, — настойчиво повторила она.
— Без проблем, — Анатолий поднес листок к пепельнице, щелкнул зажигалкой и, когда бумага загорелась, бросил ее в пепельницу.
— У вас усталый вид. Может, кофе? — внимательно глядя на гостя, спросила женщина.
— Да, — кивнул Анатолий. И добавил: — В вагоне подобралась веселая компания, погудели на славу. К тому же проводница попалась — персик. В общем, вымотался...
Женщина молча вышла из комнаты. Вернулась минут через пять, держа перед собой на круглом подносе небольшую чашку с густым, ароматным кофе и граненый стакан, паполовину наполненный темно-коричневой жидкостью.
— Сначала выпейте это, — сказала женщина, кивком головы указывая на стакан. — Это коньяк, натуральный чеченский. После него станет легче.
Сафин, понимающе кивнув и отставив мизинец, поднес стакан ко рту. В несколько глотков он проглотил терпкий, ароматный напиток. И сразу же из глубин желудка горячая волна понеслась вверх — к лицу, щеки запылали, в глазах появился блеск.
— Пейте кофе, — командным голосом произнесла женщина. — Затем отправляйтесь в гостиницу и хорошо выспитесь. После этого можете ехать в Грозный. Вам ясно?
— Есстественно, — прихлебывая горячий кофе, ответил Анатолий, почему-то язык плохо ему повиновался.
— И запомните главное, — продолжала хозяйка, — в нашем деле пьяный — потенциальная жертва.
— Уч-т-ту...
Камера, выделенная Виктору, была метра три на три. Из мебели койка, привинченная к бетонному полу, и небольшой стол, также привинченный к полу. Поверх койки был уложен толстый поролоновый матрас и шерстяное одеяло. Над бронированной дверью висел вмонтированный в стену фонарь в матовом колпаке. Горел он постоянно ровным светом, и через некоторое время уже было не понять, что же сейчас — день, утро, вечер или ночь. Подобное чувство испытывают подводники, находясь закупоренными на долгие месяцы в телах своих субмарин. Но там часы отсчитывают хронометры, давая абстрактное представление о времени суток.
Впрочем, это неудобство мало волновало Савченко. Перед тем как поместить его в эту камеру, его накормили до отвала макаронами по-флотски, напоили крепким, сладким чаем. У боевиков со снабжением был полный порядок.
«Так они могут воевать еще лет двести», — подумал Виктор, когда его вели на нижнюю галерею.
Сейчас, лежа на мягком матрасе, он подложил под голову руки и смотрел на тусклый свет лампы. На какое-то мгновение наступила полная апатия, перед глазами, как в кино, пробегали кадры из прожитой жизни. Родители, школа, семейные торжества с обязательным маминым тортом и чаепитием с бабушкиным «царским» вареньем из крыжовника. Друзья, которые были намного старше его и которые относились к нему как к младшему брату. Сэнсэй, обладатель всевозможных международных наград по карате, Бадун, бывший инструктор «Витязя» и телохранитель, за пьянки отлученный от «тела», Прапор, бывший прапорщик из ЗГВ, тертый жизнью калач и двухметровый верзила Гном, сержант разведки пехоты. Именно Гном, вернувшись с первой Чеченской войны с орденом «Мужества», увидел соседского мальчишку Витю, тщедушного компьютерщика, и стал делать из него мужчину. Подражая Гному, Виктор написал заявление в военкомат: «Желаю служить в морской пехоте Северного флота». Служба... сейчас уже муштра в «учебке», где новобранцев гоняли до седьмого пота, вспоминалась как посиделки в баре.