Я понял, что настоящую ценность имеет вовсе не вопрос "откуда", а ЗАЧЕМ?
Зачем есть Келья? - спросил я. И ответил без колебаний. - Чтобы в ней была Книга. Да, но зачем есть Книга?! - над этим вопросом я думал гораздо дольше. Все же нашел истину. - Чтобы делать меня чище! А зачем нужно делать меня чище?
Последний из вопросов оказался неимоверно трудным. Сколько ни ломал я голову, сколько ни терзал фантазию, никак не мог увидеть смысл в очевидном. Несомненно, Келья исправляла во мне то, что можно было исправить. Но зачем, зачем она тратилась на столь крошечную душу? В чем предназначение такого, как я?
Долго вопрос оставался неприступен. Казалось, ответ рядом, стоит лишь еще чуть-чуть напрячься. Я был упрям в стремлении понять - так упрям, как ни в чем ранее. Тщетно, разумеется! И понадобилось новое чудо, чтобы в очередной раз открыть мне глаза.
Однажды, изнуренный поисками смысла, я решил восстановить в памяти свой тяжкий путь прозрения, весь целиком, с самого первого дня, дабы попробовать взглянуть на себя со стороны - взором сочувствующих стен. Вдруг это поможет мне понять? И я принялся вспоминать время прихода в Келью, стараясь не упустить ни одну деталь, начиная с вечера встречи, как я пришел в гости, как мне открыли... Но попытки воскресить пережитое закончились крахом. Сумел я добраться только до финала вечера встречи. А там... Увидел с ужасающей ясностью, как бью. Женщину. По лицу. Раз. Другой... Реакция последовала немедленно: жесточайший стыд скрутил мой рассудок. Каким же я был гнусным мужиком!... - лишь об этом далее и мог думать, лежа навзничь на скамье. Ни на что больше желания не осталось.
Ночь растянулась на две: я не спал. А утром, когда в оконце окончательно посветлело, на меня обрушился новый приступ стыда. Таким прессом былое никогда еще не давило! Я даже не плакал, и даже не шептал проклятия, и даже дышать не пытался, я тыкался носом в колючий матрац, выталкивая сухие стоны сквозь омертвевшие губы, и погибал. Встряска явилась слишком неожиданной для меня - в плавном течении изысканных дум я стал потихоньку забывать о существовании подобных страданий. Но в конце концов прошлое сжалилось, и я сумел приподняться. Затем сел. Поднес ладони к глазам и долго их разглядывал. Обыкновенные ладони... Спасительная мысль вспыхнула ярче свечи. Я дал команду: рука послушалась, ожила, размахнулась, и, помедлив секунду, шлепнула по моей щеке. Ощущение было удивительным! Я ударил еще раз, посильнее. Потом по другой. А потом... Потом я принялся хлестать руками по щекам, не жалея сил, остервенело, с бешеной радостью подставляя лицо ударам. Было очень неудобно бить самого себя, руки в последний момент норовили смягчить удар, кроме того, было больно и противно, но я бил, я терпел и старался, благословляя суровое лекарство, потому что чувствовал, как отпускает, как уходит позор прошлого безумия. Я давал себе пощечины - самый вразумительный из аргументов, и продолжал такое обучение основам морали до тех пор, пока не заметил...