— Я виноват, Федор Филиппович.
Слепой хорошо представил себе, как шеф округлил глаза и его брови сразу полезли на лоб. На том конце связи зависла тишина.
— Я им по бутылке водки оставил, Федор Филиппович, чтобы не замерзли совсем. В лесу-то в начале весны… Вы понимаете? Чтобы не простудились. Блин!.. Чтобы не заболели. Не умерли чтобы…
Глеб замолчал. Потапчук тоже молчал. Они оба молчали с минуту. Первым заговорил генерал.
— Все это нелепо, Глеб. Я бы даже сказал, глупо это все. Но не нам мораль разводить.
— Да я хотел как лучше. Идиоты! Еще прикинул, что если вернутся на базу, то от пьяных от них будет меньше вреда, чем от трезвых.
— Да, все так. Но мы не знаем, оттого ли они погибли, что пьяные за руль сели… В машине погиб хозяин «гелендвагена». Некто Пуриков Василий Васильевич. Он помельче был.
— Шнырь. Вы мне его адресок дайте, Федор Филиппович, я наведаюсь. Родственники какие есть? Что по друзьям известно?
— Всю разработку на него дам тебе попозже. Предлагаю встретиться в обед. Я приеду в кафе около зоопарка, там, где мы были две недели назад. В два пополудни.
— Хорошо, там и расскажу то, что мне поведал Таранков.
— Очень интересно.
До назначенного часа еще оставалось порядочно времени. Глеб прежде всего вылил остатки убежавшего кофе и вытер плиту. Потом он пошел в ванную. Под душем Сиверов простоял не меньше получаса, массируя острыми струями шею и плечи и возбуждая кровь то холодной, то горячей водой.
Вышел из ванной он другим, бодрым человеком и тут же принялся за привычную зарядку. Глеб старался не реже чем три раза в неделю ходить в тренажерный зал, чтобы держать мускулатуру в тонусе, но соблюдать этот режим удавалось с трудом. Точнее, удавалось это совсем редко, потому что частенько какие-либо государственные дела требовали его внимания. Компенсировать недостаток в силовых занятиях приходилось активной утренней гимнастикой. Впрочем, не только утренней. Глеб давал тренировочную нагрузку телу всегда, когда были минутка и подходящее место.
И только после зарядки он наконец приготовил себе завтрак: сварил кофе и поджарил тосты. Лоскуты плавленого сыра и мед были допингом, украшающим серые будни тайного агента государственной разведки.
Подумав, Глеб Сиверов решил еще раз просмотреть материалы, собранные на Геннадия Владимировича Кудракова. В свете информации, полученной от Таранкова кое-что могло неожиданно заиграть по-новому. Что-то могло выдвинуться на первый план, что-то упущенное могло стать заметным и подтолкнуть к какому-то решению. Не может быть, чтобы Кудраков был ангелом. Даже на овцу, по ощущениям Слепого, он не тянул. Судя по отчетам из ФСБ и рассказам чиновника из мэрии, он был скорее хищником. Но поставить точные, бесспорные метки: вот преступление, вот нарушение, вот вина — было сложно. Это должен был сделать Глеб. Потапчук подразумевал, что по ходу и похитители девочки найдутся. Официальных дел по Кудракову не заводилось, прямых нарушений на нем не висело. Петр Васильевич Таранков заявление о похищении Лизы в милицию не подал. Связь Кудракова с похищением девочки была пока что эфемерной, она оставалась лишь предположением. Правда, именно это предположение позволило найти девочку. Значит, связь все же была.