Настроение Хартли резко улучшилось.
– Я так рад, что все закончилось. – Он взял ее руку и поцеловал костяшки пальцев. – Спасибо, Фи, ты меня спасла там.
Его улыбка была невероятно обаятельной и нежной.
– Пожалуйста, – сказала она. – У тебя отличная семья, столько всего обрушилось на вас, но все справились. И ты справился.
Ее сердце разрывалось от любви к нему.
Она должна была заставить его передумать.
Она должна была это сделать.
Время шло, и Фиона с Хартли не могли сидеть здесь весь день. После второй порции напитка Хартли зевнул и вытянул ноги под столом.
– Один из нас встал рано, – поддразнил он.
– Ты мог бы разбудить меня, чтобы попрощаться.
– Нет, – весело ответил он. – Если бы я тебя разбудил, не смог бы отказаться от соблазна заняться с тобой любовью.
– И я тоже, – сказала она, чувствуя, что нервы ее на пределе.
Хартли погладил ее по руке.
– О чем ты хотела поговорить, Фиона? Неужели ты наконец решила позволить мне спать на твоем диване?
Она не улыбнулась, и Хартли склонил голову набок.
– Фиона? – Он нахмурился. – В чем дело? Чем ты так расстроена? Что бы это ни было, я помогу тебе все исправить.
От волнения у нее стучали зубы.
– Я беременна, Хартли. Извини. Должно быть, это случилось в тот день, когда ты неожиданно вернулся из Европы. Мы тогда немного сошли с ума и были неосторожны, может, презерватив порвался. Не существует стопроцентной защиты.
Хартли молчал. Он смотрел на нее, но его глаза были пустыми, он словно окаменел.
– Скажи что‑нибудь, – взмолилась Фиона. – Пожалуйста.
Она понимала, что выбрала неподходящее время для своего сообщения, но и тянуть больше не могла.
Она предпочла бы, чтобы он накричал на нее, выругался, да что угодно… но он молчал. Наконец Хартли вытащил бумажник, извлек из него стодолларовую купюру и сунул ее под контейнер с сахаром. Затем он вышел из кабинки и пошел прочь.
Хартли отправился на пикник на пляже. Ему совсем не хотелось туда идти, но он причинил членам своей семьи слишком много боли, чтобы отказывать им в такой малости. Он извинился за отсутствие Фионы, поджарил себе хлебцы и маршмеллоу и устроил прекрасное представление человека, которому на все наплевать.
Как только у него появилась возможность уехать, не обидев семью, он уехал. Он не проходил мимо дома Фионы. Он не мог даже близко подойти к ее улице. Вместо этого он заехал в магазин спортивных товаров, купил толстый спальный мешок и поехал в свой недавно приобретенный дом.
Это был не столько дом, сколько мечта о доме. Мечта о том, какой могла бы быть его жизнь. Фиона рядом с ним, и все секреты наконец‑то раскрыты. Теперь он знал, что влюблен в нее. По‑настоящему, безумно, глубоко. Вероятно, так было уже некоторое время, просто он не давал себе труда осознать это. Перед встречей с адвокатом он внезапно понял, что не может пойти туда без Фионы. Ему нужно было, чтобы она была рядом в такой важный момент.